Фельдкурат был подавлен, на него напала хандра. Тот, кто
услышал бы его рассуждения в этот момент, ни на минуту не усомнился бы в том,
что попал на лекцию доктора Александра Батека на тему «Объявим войну не на
живот, а на смерть демону алкоголя, который убивает наших лучших людей» или что
читает его книгу «Сто искр этики», — правда, с некоторыми изменениями.
— Я понимаю, — изливался фельдкурат, — если
человек пьёт благородные напитки, допустим, арак, мараскин или коньяк, а ведь я
вчера пил можжевёловку. Удивляюсь, как я мог её пить? Вкус отвратительный! Хоть
бы это вишнёвка была. Выдумывают люди всякую мерзость и пьют, как воду. У этой
можжевёловки ни вкуса, ни цвета, только горло дерёт. Была бы хоть настоящая
можжевёловая настойка, какую я однажды пил в Моравии. А ведь вчерашнюю сделали
на каком-то древесном спирту или деревянном масле… Посмотрите, что за отрыжка!
Водка — яд, — решительно заявил он. — Водка должна быть натуральной,
настоящей, а ни в коем случае не состряпанной евреями холодным способом на
фабрике. В этом отношении с водкой дело обстоит, как с ромом, а хороший ром —
редкость… Была бы под рукой настоящая ореховая настойка, — вздохнул
он, — она бы мне наладила желудок. Такая ореховая настойка, как у капитана
Шнабеля в Бруске.
Он принялся рыться в кошельке.
— У меня всего-навсего тридцать шесть крейцеров. Что,
если продать диван… — рассуждал он. — Как вы думаете, Швейк? Купят
его? Домохозяину я скажу, что я его одолжил или что его украли. Нет, диван я
оставлю. Пошлю-ка я вас к капитану Шнабелю, пусть он мне одолжит сто крон. Он
позавчера выиграл в карты. Если вам не повезёт, ступайте в Вршовице в казармы к
поручику Малеру. Если и там не выйдет, то отправляйтесь на Градчаны к капитану
Фишеру. Скажите ему, что мне необходимо платить за фураж для лошади, так как те
деньги я пропил. А если и там у вас не выгорит, заложим рояль. Будь что будет!
Я вам напишу пару строк для каждого. Постарайтесь убедить. Говорите всем, что
очень нужно, что я сижу без гроша. Вообще выдумывайте что хотите, но с пустыми
руками не возвращайтесь, не то пошлю на фронт. Да спросите у капитана Шнабеля,
где он покупает эту ореховую настойку, и купите две бутылки.
Швейк выполнил это задание блестяще. Его простодушие и
честная физиономия вызывали полное доверие ко всему, что бы он ни говорил.
Швейк счёл более удобным не рассказывать капитану Шнабелю, капитану Фишеру и
поручику Малеру, что фельдкурат должен платить за фураж для лошади, а
подкрепить свою просьбу заявлением, что фельдкурату, дескать, необходимо
платить алименты.
Деньги он получил всюду.
Когда он с честью вернулся из экспедиции и показал
фельдкурату, уже умытому и одетому, триста крон, тот был поражён.
— Я взял всё сразу, — сказал Швейк, — чтобы
нам не пришлось завтра или послезавтра снова заботиться о деньгах. Всё сошло
довольно гладко, но капитана Шнабеля пришлось умолять на коленях. Такая
каналья! Но когда я ему сказал, что нам необходимо платить алименты…
— Алименты?! — в ужасе переспросил фельдкурат.
— Ну да, алименты, господин фельдкурат, отступные
девочкам. Вы же мне сказали, чтобы я что-нибудь выдумал, а ничего другого мне в
голову не пришло. У нас один портной платил алименты пяти девочкам сразу. Он
был просто в отчаянии и тоже часто одалживал на это деньги. И представьте,
каждый входил в его тяжёлое положение. Они спрашивали, что за девочка, а я
сказал, что очень хорошенькая, ей нет ещё пятнадцати. Хотели узнать адрес.
— Недурно вы провели это дело! — вздохнул
фельдкурат и зашагал по комнате. — Какой позор! — сказал он, хватаясь
за голову. — А тут ещё голова трещит!
— Я им дал адрес одной глухой старушки на нашей
улице, — разъяснял Швейк. — Я хотел провести дело основательно:
приказ есть приказ. Не мог я уйти ни с чем, пришлось кое-что выдумать. Да, вот
ещё: там пришли за роялем. Я их привёл, чтобы они отвезли его в ломбард,
господин фельдкурат. Будет неплохо, если рояль заберут. И место очистится, и
денег у нас с вами прибавится — по крайней мере на некоторое время будем
обеспечены. А если хозяин станет спрашивать, что мы собираемся делать с роялем,
я скажу, что в нём лопнули струны и мы его отправляем на фабрику в ремонт.
Привратнице я так и сказал, чтобы она не удивлялась, когда рояль будут выносить
и грузить на подводу… И на диван у меня уже покупатель есть. Это мой знакомый
торговец старой мебелью. Зайдёт после обеда. Нынче кожаные диваны в цене.
— А больше вы ничего не обстряпали, Швейк? — в
отчаянии спросил фельдкурат, всё время держась обеими руками за голову.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, я принёс
вместо двух бутылок ореховой настойки, той самой, которую покупает капитан
Шнабель, пять, чтобы у нас был кое-какой запас и всегда нашлось что выпить… За
роялем могут зайти. А то ещё ломбард закроют…
Фельдкурат махнул безнадёжно рукой, и спустя несколько минут
рояль уже грузили на подводу. Когда Швейк вернулся из ломбарда, фельдкурат
сидел перед раскупоренной бутылкой ореховой настойки, ругаясь, что на обед ему
дали непрожаренный шницель. Фельдкурат был опять навеселе. Он объявил Швейку,
что с завтрашнего дня начинает новую жизнь, так как употреблять алкоголь —
низменный материализм, а жить следует жизнью духовной.
Он философствовал приблизительно с полчаса. Когда была
откупорена третья бутылка, пришёл торговец старой мебелью, и фельдкурат за
бесценок продал ему диван и при этом уговаривал покупателя побеседовать с ним.
Он остался весьма недоволен, когда тот отговорился тем, что идёт покупать
ночной столик.
— Жаль, что у меня нет такого! — сокрушённо развёл
руками фельдкурат. — Трудно обо всём позаботиться заранее.
После ухода торговца старой мебелью фельдкурат завёл
приятельскую беседу со Швейком, с которым и распил следующую бутылку. Часть
разговора была посвящена отношению фельдкурата к женщинам и к картам. Сидели
долго. Вечер застал Швейка за приятельской беседой с фельдкуратом.
К ночи отношения, однако, изменились. Фельдкурат вернулся к
своему вчерашнему состоянию, перепутал Швейка с кем-то другим и говорил ему:
— Только не уходите. Помните того рыжего юнкера из
интендантства?
Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока Швейк не сказал фельдкурату:
— Хватит! Теперь в постель и дрыхни! Понял?
— Лезу, милый, лезу… Как не полезть? — бормотал
фельдкурат. — Помнишь, как мы вместе учились в пятом классе и я за тебя
писал работы по-греческому?.. У вас ведь вилла в Збраславе. Туда можно проехать
пароходом по Влтаве. Знаете, что такое Влтава?
Швейк заставил его снять ботинки и раздеться. Фельдкурат
подчинился, обратившись со словом протеста к невидимым слушателям.
— Видите, господа, — жаловался он шкафу и
фикусу, — как со мной обращаются мои родственники!.. Не признаю никаких
родственников! — вдруг решительно заявил он, укладываясь в постель. —
Восстань против меня земля и небо, я и тогда отрекусь от них!..