— Не знаю, милорд. Я стараюсь не особенно задумываться над этим.
— Умереть в огне… Как это ужасно! Убеждая еретиков покаяться и отречься от своих богопротивных заблуждений, я пугал их костром: рассказывал, как от жара съеживается кожа, как плавится и скворчит в огне человеческий жир.
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.
— Я бы спас их, будь на то моя воля, но король всегда ратовал за самые строгие наказания. Раньше он преследовал католиков, но нынче все больше разворачивается к старым верованиям. Католицизм без Папы.
Архиепископ помолчал, а потом впился в меня взглядом и спросил:
— Скажите, вы сможете вынести тяготы, выпавшие на вашу долю в связи с расследованием убийств?
— Да, милорд, я поклялся отомстить за своего бедного друга и сдержу слово. Я найду в себе и мужество, и силы.
Кранмер устало улыбнулся.
— Значит, и мне придется. Кэтрин Парр тянет время, не давая королю ответа, вы знаете? Она напугана, бедняжка, и это неудивительно, учитывая, что прошел всего год с того дня, как Кэтрин Говард взошла на плаху. И все же я должен просить друзей леди Кэтрин убедить ее принять предложение короля — ради влияния, которое она сможет оказывать на него.
— Ей будет грозить опасность.
— Да, — не колеблясь, ответил он, — но с этим сталкиваемся все мы во имя истины Господа нашего Иисуса Христа. Страдая за нас, он пошел на еще более ужасные мучения.
Некоторое время архиепископ сидел молча. Он был испуган и опечален одновременно. Наконец он решительно проговорил:
— Развяжите этот узел. Найдите его.
И взмахом руки отпустил меня.
Барак и Харснет ждали меня в коридоре. Харснет, нахмурившись, ходил взад-вперед, а Барак сидел на стуле, нервно подергивая ногой. На его лице читались нетерпение, злость и страх. Харснет с любопытством посмотрел на меня, ожидая пояснений, но я ограничился двумя короткими фразами:
— Архиепископ хотел перекинуться со мной парой слов относительно убийств. Они не дают ему покоя.
— Он тоже ощущает в этом присутствие дьявола?
— Он не знает, и я тоже. Пустопорожние домыслы нам не помогут, — резко добавил я и повернулся к Бараку. — Идем. Мы отправляемся в дом Ярингтона.
Мы вышли, и к нам присоединились двое охранников из дворцовой стражи — рослые парни в шлемах и с мечами у пояса. Резиденция архиепископа нуждалась в охране не меньше, чем жилище любого другого высокопоставленного государственного деятеля.
Спустившись к причалу, мы погрузились на персональный бот архиепископа, который отвез нас обратно в город. Сойдя на берег, мы дошли до церкви Ярингтона по темным и опустевшим с наступлением комендантского часа улицам. Констебли поднимали фонари, чтобы осветить наши лица, и кланялись, увидев дорогую одежду и вооруженных стражников.
— Я чуть не обделался со страха, когда увидел горящего человека, — признался Барак. — Бедняга пылал, как свеча, и поначалу я всерьез подумал, что его подожгла какая-то сверхъестественная сила.
— Это был рыбий жир, — резко ответил я, — а домыслы по поводу всякой чертовщины не помогут нам продвинуться вперед.
Мы дошли до церкви — пустой, молчаливой, с темными окнами — и двинулись дальше. Вскоре перед нами предстал дом приходского священника, стоявший в аккуратном, ухоженном садике. Харснет громко постучал в дверь. Окно осветилось изнутри, будто кто-то там зажег свечу, и из-за двери послышался испуганный мужской голос:
— Кто там?
— Мы пришли по поручению архиепископа Кранмера, — ответил Харснет.
Звякнул отодвигаемый засов, дверь открылась. На нас смотрел низенький пожилой человечек. Его редкие седые волосы торчали в разные стороны, ночная рубашка была наспех заправлена в штаны. При виде стражников его глаза округлились.
— Что-то случилось с хозяином? — испуганно спросил он. — Боже мой, надеюсь, он не арестован?
— Нет, — отозвался Харснет, — дело в другом. Ребята, вы останьтесь здесь, — велел он стражникам и прошел мимо старичка в маленькую переднюю, откуда вели несколько дверей и лестница на второй этаж. — Вы его слуга?
— Я Тоби Уайт, сэр, его управляющий. Так что же…
— Почему вы решили, что его могли арестовать? — резко спросил Харснет.
— Говорят, Боннер арестовывает всех божьих людей, — ответил управляющий чересчур поспешно.
Этот Уайт мне не понравился, он выглядел каким-то скользким, неискренним.
— Кто еще живет в доме?
Слуга замялся. Его взгляд перепрыгивал с Харснета на меня и обратно.
— Только мальчик, но он спит в конюшне.
— Боюсь, у меня плохие новости, мистер Уайт, — сказал Харснет. — Сегодня вечером вашего хозяина не стало.
Брови старика полезли на лоб.
— Не стало? Я не знал, где он находится, уже стал волноваться, но… Он что, умер?
— Убит. Когда вы в последний раз видели его?
Управляющий смотрел на нас изумленным взглядом, словно не веря собственным ушам. Наконец он заговорил:
— Вчера вечером он получил какое-то письмо, прочитал его и сказал, что должен встретиться с другим священником, но не сообщил, где будет происходить встреча.
— Где письмо?
— Хозяин забрал его с собой.
Харснет посмотрел на меня.
— В точности как доктор Гарней и ваш друг.
Он снова повернулся к дрожащему слуге.
— Вы знали, что сегодня вечером он должен был присутствовать на торжественном открытии церкви?
— Да, сэр. Я решил, что со встречи он отправился прямо туда.
Несколько секунд Харснет размышлял. Я заметил, что Уайт украдкой метнул быстрый взгляд в сторону лестницы.
— Вероятно, нам следует осмотреть дом, — предложил я.
— Здесь никого нет, — быстро сказал управляющий. — Только я один.
— Если ваш хозяин хранил запрещенные книги, то нас это не интересует, — успокоил его я.
— Нет, но…
Харснет подозрительно посмотрел на старика.
— А ну-ка дайте мне вашу свечу, — приказал он тоном, не терпящим возражений.
Старик замялся, но все же отдал свечу, которую держал в руке.
— Оставайтесь здесь, — велел ему Харснет. — Барак, присмотрите за ним.
Коронер мотнул мне головой, и мы стали подниматься по лестнице.
Первой комнатой, в которой мы очутились, оказался кабинет. На большом столе среди бумаг и гусиных перьев лежали замусоленные книги. Я взял одну и попытался разобрать почти стершееся название. «Наставление в христианской вере» Жана Кальвина. Я слышал о нем. Он был самым радикальным и непримиримым из нового поколения европейских реформаторов.