Дневник покойника - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Троицкий cтр.№ 16

– Я не то имею в виду. Там есть что-то важное не только для самого покойного режиссера, но и для людей важных, обремененных властью, влиятельных?

– Есть записи о московских и иностранных режиссерах, о приятелях, знакомых. Есть несдержанные, даже оскорбительные замечания об актрисах и актерах, с которыми он работал. Но это все сугубо личное. В тех фрагментах, что читала я, ничего не написано о политиках или крупных бизнесменах.

– Ладно, будем разбираться.

– Я должна вернуть дневник Грачу, только не знаю, как это лучше сделать. Вы поможете?

– Конечно, – кивнул Радченко. – Где дневник?

– Понимаете ли… Я забыла сказать главное. По возвращении с дачи Лукина я сердцем почувствовала: должно случиться что-то недоброе. Это чувство близкой опасности сослужило добрую службу. Когда я шла коридором гостиницы, на меня напал человек, вырвал из рук сумку, порылся в ней и убежал. Часом раньше в сумке лежал дневник. Но я успела отправить его почтой на адрес этого же отеля. Мне сказали, что бандероль дойдет через три-четыре дня. Но прошла уже неделя. Кажется, дневник где-то потерялся. На почте его нет. И в гостиницу, где я раньше жила, его не доставили.

– Квитанция и чек у вас есть? Хорошо. Тогда я прямо сейчас съезжу туда. И в отель, где вы останавливались, загляну. Скажите, вы узнали бы того человека, который напал на вас в коридоре гостиницы? Запомнили какие-то особые приметы?

– Никаких особых примет я не заметила. Это невзрачный человек средних лет, в сером костюме и немодном галстуке. Вроде вашего. Простите…

– Завтра я надену модный галстук, – пообещал Радченко. – У вас есть ко мне вопросы?

– Еще… Сначала я не хотела говорить, но надо сказать всю правду, а не половину. Грач выделил мне на чтение три дня. Дело шло очень туго, и я сразу поняла, что не успею дочитать. Тогда я…

– Понятно, – кивнул Радченко. – Вы использовали портативный сканер и сохранили текст в электронной памяти. Я сам иногда пользуюсь такой техникой.

– Не весь текст, только часть. Я хотела прочитать и уничтожить этот материал. Публиковать его нельзя по этическим и правовым соображениям. Вот, возьмите. Вы можете перегнать текст на компьютер и распечатать его. Почитайте. Но только никому не давайте в руки.

Она вытащила из сумочки и положила на стол предмет, похожий на большую сплюснутую авторучку с желтым дисплеем посередине. Радченко повертел сканер в руках и сунул его во внутренний карман пиджака.

Дверь открыл незнакомый человек в черной рубахе с закатанными по локоть рукавами.

– Ты, что ли, Павел? – спросил он.

Грач, робея, кивнул. Мужчина поманил гостя желтым от табака пальцем, мол, заходи. Закрыл дверь на все замки, накинул цепочку и пошел вперед по длинному коридору. Павел оказался в просторной комнате и застыл на пороге, вдыхая запах пыли, табачного дыма и какой-то отвратительной кислятины, будто по полу разлили огуречный рассол.

Он дождался, когда глаза привыкнут к полумраку, и осмотрелся. Комната обставлена мебелью, вышедшей из моды лет двадцать назад. Окна занавешены – брат задергивал шторы даже днем. Под потолком горела запыленная люстра. В углу светился экран телевизора, что-то бормотал диктор. В другом углу на диване беспокойно ворочался во сне бородатый мужчина.

Игорь сидел перед окном за низким столиком и пил кофе.

– Садись, – сказал он вместо приветствия.

Грач обвел комнату глазами, прикидывая, где бы приземлиться. То ли на диван, где спит мужик, то ли на табуретку, что стоит возле телевизора. Но тут появился незнакомец, что открывал дверь, поставил посередине комнаты стул и молча вышел. Павел, стараясь держаться свободно, скинул кепку, повесил плащ на спинку стула.

– Скажи мне такую вещь: я когда-нибудь причинял тебе неприятности? – без предисловий начал Игорь. – Ну, если забыть тот детский эпизод, когда я позаимствовал у тебя копилку с мелочью.

– Нет, конечно, нет. – Павел почувствовал, как начинает дергаться веко правого глаза. – Ничего такого не было.

– А почему ты занимаешься кидаловом?

Павел подумал, что брат, прошедший тюрьмы и лагеря, всегда вежлив. Он избегает крепких выражений, употребляя ругательные или блатные словечки лишь в минуты крайнего душевного раздражения.

– О чем ты? Я не понимаю.

– Хорошо, я объясню. – Игорь взял с журнального столика зажигалку и протер ее кусочком замши, который всегда носил с собой. – Только скажи мне такую штуку. После смерти отца остались кое-какие деньги, осталась его квартира, его дача, машина «Ауди». Но я не взял себе ничего. Ни копейки, ни рубля. В пятикомнатной квартире отца, я думаю, тебе не очень тесно. И дача немаленькая. И деньги не стали для тебя лишним бременем. Я ничего не требовал взамен, не ставил никаких условий. Так?

– Совершенно верно, – шмыгнул носом Павел. – Спасибо тебе от всей души…

– Последнее время я интересовался дневником отца, – продолжал Игорь, – потому что подозревал, что он не сгорел и может попасть в чужие руки. А я этого не хочу. Такая мелочь… Какая-то жалкая тетрадка с никчемными записями. Ты назвал мне имена людей. Двух пожилых актеров. Лидии Антоновой и Бориса Свешникова. Это ведь ты сказал, что дневник наверняка у них?

– Я просто высказал предположение. Это лучшие друзья отца. Я же говорил, они…

– Ты знаешь, что Антонова погибла?

– Читал в газете, – кивнул Павел. – Очень жаль. Милая такая женщина. Кстати, она хорошо пела. Да… И еще играла на рояле.

– Ну, вот видишь: играла на рояле. Могла бы еще поиграть. Теперь я хочу услышать правду.

Игорь переложил с места на место сложенную вдвое газету. На поверхности стола под газетой лежал охотничий нож с длинным широким лезвием и толстой костяной рукояткой. Грач-младший подумал, что жить ему осталось несколько минут. Сейчас он умрет от того, что его печень или сердце проткнут этим страшным ножом. Тело вынесут из притона в разобранном виде, руки, ноги, голова будут расфасованы в отдельные пакеты. Закопают где-нибудь за городом или сожгут в бочке. Вот тебе преступление и наказание в одном флаконе. Почти как у Достоевского. Только крови больше.

Он продолжал молчать, решив, что, пустившись в долгие бестолковые объяснения, только приблизит свою кончину. Сейчас не надо ничего объяснять, не надо поминать тот дневник. Надо давить на жалость, напомнить о родственных узах. Тогда, возможно, удастся выйти из этой комнаты на своих ногах.

– Я долго терпел твою лживую жлобскую натуру, – сказал Игорь, – но терпелка больше не работает. Отсохла и отвалилась. Я не могу смотреть, как ты тут фуфло крутишь. Вопрос стоит так: или ты первый раз в жизни говоришь правду, или…

– Что «или»? – Павел сжался на стуле, втянул голову в плечи.

Игорь не ответил.

– Я ведь брат твой. – Павел почувствовал, как от страха сводит судорогой живот и хочется икнуть. – Твоя родная кровь. Ближе тебя у меня никого не осталось. И у тебя тоже. Я за тебя на край света пойду, ради тебя… Пойду… И там, на краю света… – Он запутался в словах и замолчал.