Коль с Фаустом тебе не повезло [= Если с Фаустом вам не повезло ] - читать онлайн книгу. Автор: Роджер Желязны cтр.№ 99

– Может быть, слышал, а может, и нет, – сказал Ахиллес. – Это к делу не относится. Отдавайте нам Елену сейчас же! – прибавил он, обращаясь к Фаусту.

– Ни за что! Уж не думаете ли вы отнять ее у меня силой? – Фауст выхватил из-под своего сюртука небольшое кремневое ружье.

– Если бы мы захотели применить силу, – сказал Одиссей, – мы бы это сделали, будьте покойны. Мы ничуть не боимся вас и вашего оружия. Но вложи-ка в ножны свой меч, дорогой Ахиллес. Я придумал кое-что получше.

Одиссей сунул два пальца в рот и свистнул. В ответ откуда-то издалека донеслись дикие вопли и завывания. Сперва Фаусту показалось, что это ветер воет в печной трубе, но вскоре он ясно различил пронзительные, резкие женские голоса.

Дверь трактира распахнулась, и в нее ворвался зловонный смерч. Фурии не заставили себя долго ждать. Они влетели в зал в облике огромных черных ворон, распространяя вокруг себя отвратительный смрад. Они подняли жуткий галдеж, почти оглушив людей в трактире хлопаньем крыльев и громким криком. В конце концов они превратились в людей: перед Фаустом стояли три безобразные старухи – длинноносые, с красными, лишенными ресниц глазами, одетые в грязные и рваные черные платья. Алекто была чересчур полной, Тисифона – костлявой и жилистой, а у Мегеры была очень нескладная фигура: широкие плечи и талия, плоская грудь, толстая, короткая шея, узкие бедра и сухие, как палки, лодыжки. Три неразлучные сестры завертелись вокруг Фауста в бешеной пляске. Они заглядывали ему в лицо, обдавая зловонным дыханием, визжали и кричали ему в уши, ухали, точно совы, и каркали по-вороньи, галдели, шумели, топали и хлопали в ладоши, прыгали, скакали и кривлялись, словно обезьяны. Фауст старался не обращать внимания на все их выходки; однако его терпения хватило ненадолго, и он сказал:

– Подобное поведение никак не делает вам чести, дорогие дамы. Кроме того, вы зря тратите силы, поднимая такой шум. Я – человек другой эпохи, и вряд ли на меня подействуют ваши трюки, которым без малого две тысячи лет. Вы для меня – всего лишь тени далекого прошлого. Вам не удастся меня напугать.

– Если даже мы и не сможем нанести тебе никакого физического ущерба, – раздался скрипучий голос Тисифоны, – то послушаем, что ты скажешь, когда мы будем день и ночь визжать и кричать тебе в уши, не давая ни минуты покоя.

– Какие глупости! Смешно слушать!

– Смешно или грустно, а вот посмотрим, как тебе понравится народная песня в нашем исполнении, – сказала Тисифона. – Она как нельзя лучше подходит для таких случаев, когда нужно поскорее свести человека с ума. А ну-ка, девушки, грянули!

И действительно, грянули.

Песня оказалась древнегреческой вариацией на тему «Йо-хо-хо и бутылка рому». Исполнение и впрямь было такое, что могло довести впечатлительного слушателя до сумасшедшего дома. Три старые девы истошно заголосили, выводя замысловатые рулады и безбожно фальшивя. Их пение одновременно напоминало блеянье козлиного стада, вой стаи шакалов и ослиный рев. Даже самый отвратительный кошачий концерт показался бы райской музыкой по сравнению с этой ужасной какофонией. Фауст не смог вытерпеть ее дольше минуты: дыхание у него перехватило, мысли начали путаться… Ему казалось, что голова его вот-вот расколется от всего этого шума, визга и пронзительных воплей. В конце концов он поднял вверх руки:

– Милые дамы! Я прошу вас сделать небольшой перерыв. Мне нужно подумать.

И воцарилась желанная тишина.

Пошатываясь, словно пьяный, он побрел через весь зал, к трактирной стойке, чтобы перекинуться с хозяином парой слов. Неразлучные сестры собрались в тесный кружок и начали зловеще перешептываться, бросая на Фауста недоверчивые взгляды. Их резкие голоса раздавались прямо в мозгу Фауста, приводя ум несчастного доктора в полное расстройство, вызванное раздвоением (а точнее, расчетверением) его личности.

«Ох», – думал Фауст, чувствуя, что находится на грани помешательства, – «я не помню даже, из-за чего я попал в такую неприятную ситуацию… У меня так сильно шумит в голове, что я не могу собраться с мыслями… Я должен был что-то решить… Что именно? Ах, да, Елена… Елена?.. Как я могу думать о ней, если эти ведьмы чуть не свели меня с ума своими воплями?»

Фауст считал эти мысли своими собственными, но на самом деле они были внушены ему тремя фуриями, стоявшими в стороне.

«Стоит ли упрямиться и держать у себя Елену», – рассуждал он, – «если у меня в голове то и дело вертятся обрывки чужих мыслей – то рецепт приготовления кровавого пудинга, то сто пятьдесят семь способов жульничества при игре в маджонг… Приходится признать, что противным старухам все-таки удалось взять надо мной верх».

И он сказал вслух:

– Ну, ладно, если эта женщина вам так уж необходима, забирайте ее.

Едва он проговорил это, как Алекто, Тисифона и Мегера исчезли, словно их и не было. Фауст огляделся: Елены, Одиссея и Ахиллеса тоже нигде не было видно – очевидно, Эринии забрали их с собою.

Наконец-то измученный доктор Фауст мог спокойно перекусить. Он сел за стол и приказал трактирщику подать каравай хлеба и стакан вина. Жуя хлеб и запивая его вином, Фауст наслаждался тишиной и покоем. Его, конечно, огорчала разлука с прекрасной Еленой; однако облегчение, которое он испытывал, избавившись от преследования Эриний, примиряло его с этой утратой. Нет худа без добра, думал Фауст; вернув Елену посланникам из царства Аида, он тем самым развязал себе руки. Теперь уже ничто не будет отвлекать его от главного дела – изгнания самозванца Мака и доблестного завершения фаустовских подвигов в Тысячелетней войне меж силами Добра и Зла.

Допив вино, Фауст встал из-за стола. Времени оставалось в обрез, и ему нужно было торопиться. Бросив на стол монету, Фауст вышел из трактира и вскочил на коня. Вскоре он уже мчался по дороге в Сен-Менехольд, по следам Мака и Маргариты.

Мак выехал на широкую поляну. Вдали виднелись деревянные постройки – это был провинциальный городок Соммевесл, где Мак ожидал встретить герцога де Шуазеля, одного из самых верных людей короля.

Герцог де Шуазель сидел у трактира, глядящего окнами в лес; перед ним была развернута парижская газета. Герцог просматривал объявления о купле и продаже лошадей.

– Вы герцог де Шуазель? – спросил Мак, подойдя к нему.

Герцог отложил газету и взглянул из-под пенсне в тонкой золотой оправе на стоящего перед ним светловолосого молодого человека:

– Да, это я.

– Я привез известия о короле!