— Ни дать ни взять, вкус блюза, — сказал
он. — Причем именно этого! Ну, знаете ли, это просто обалденное
изобретение!
— Да, — сказал Колен. — Пианоктейль отлично
работал.
— Я вам дам хорошие деньги, не сомневайтесь!
— Буду очень рад, — сказал Колен. — А то все
у меня сейчас как-то не в дугу.
— Так оно и получается, — сказал антиквар. —
Не бывает, чтобы все всегда шло хорошо.
— Но могло бы не всегда быть плохо, — сказал
Колен. — Хорошие минуты запоминаются лучше, чем плохие. К чему же тогда
плохие?..
— А не сыграть ли «Misty Morning»? — предложил
антиквар. — Это вкусно?
— Потрясающе, — ответил Колен. —
Перламутрово-серый и мятно-зеленый коктейль с легким привкусом перца и дыма.
Потом антиквар снова сел за пианоктейль и исполнил «Misty
Morning». Они выпили его. Тогда он сыграл еще «Blues Bubbles», но на этом ему
пришлось остановиться потому что он стал одновременно играть два разных мотива,
а Колен слышать зараз четыре различные мелодии. И тогда Колен бережно прикрыл
крышку пианоктейля.
— Ну, что ж, — сказал антиквар, — перейдем
теперь к делу.
— Давайте, — сказал Колен.
— Ваш пианоктейль — грандиозная штука. Я предлагаю за
него три тысячи инфлянков.
— Нет, — сказал Колен, — это слишком много.
— А я настаиваю на этой сумме, — сказал антиквар.
— Это же бред собачий!.. Я не согласен. Больше двух
тысяч ни за что не возьму.
— Тогда, — сказал антиквар, — увозите его
назад.
— Нет, я не стану продавать его вам за три
тысячи! — сказал Колен. — Я не хочу вас грабить.
— Грабить! — вскричал антиквар. — Да я могу
тут же загнать его за четыре «косых»…
— Вы прекрасно знаете, что не будете его загонять.
— Само собой, — подтвердил антиквар. —
Давайте ни по-вашему, ни по-моему: две с половиной, и по рукам.
— Идет, — сказал Колен.
— Вот, держите, — сказал антиквар.
Колен взял деньги и старательно упрятал их в бумажник. Он
слегка пошатывался.
— Что-то я не твердо стою на ногах, — сказал он.
— Естественно, — сказал антиквар. — Заходите
ко мне иногда послушать стаканчик— другой.
— Непременно, — сказал Колен. — А теперь мне
пора идти, а то Николя будет ругаться.
— Я провожу вас немного, — сказал антиквар. —
Мне все равно нужно кое-что купить.
— Вы очень любезны, — сказал Колен.
Они вышли на улицу. Сине-голубое небо почти касалось
мостовой, и там, где облака плюхались на землю, оставались большие белые пятна.
— Была гроза, — сказал антиквар.
Они прошли вместе несколько метров, потом спутник Колена
остановился перед универсальным магазином.
— Подождите меня минуточку, я сейчас, — сказал он.
Антиквар вошел в магазин. Сквозь ветровое стекло Колен видел, как он выбрал
какую-то штуку и внимательно разглядел ее, прежде чем положить в карман.
— Вот и я, — сказал он, прикрывая за собой дверь
магазина.
— Что вы купили? — спросил Колен.
— Ватерпас, — ответил антиквар. — Как только
я вернусь домой, я исполню подряд весь свой репертуар, а потом мне все же
придется выйти по делам…
XLVI
Николя мрачно глядел на плиту. Он сидел перед ней на
табуретке с кочергой и паяльной лампой в руках и обследовал ее нутро. Конфорки
постепенно становились какими-то дряблыми, а стенки из листового железа —
мягкими, напоминая по плотности тоненькие ломтики швейцарского сыра. Услышав
шаги Колена в коридоре, Николя выпрямился. Он чувствовал себя очень усталым.
Колен толкнул дверь и вошел в кухню. Вид у него был довольный.
— Ну как, — спросил Николя, — удачно?
— Да, я его продал, — ответил Колен, — за две
с половиной тысячи.
— Две с половиной тысячи инфлянков?
— Да.
— Колоссально!..
— Я тоже на это не надеялся. Что, изучаешь плиту?
— Ага. Она на глазах превращается в дровяную печь, и я,
черт побери, ума не приложу, чтобы это значило.
— Очень странно, — согласился Колен. —
Впрочем, не более чем все остальное. Ты заметил, что происходит с коридором?
— Да, кафель там превращается в дерево.
— Повторяю еще раз, — сказал Колен, — я не
хочу, чтобы ты оставался здесь.
— Пришло письмо, — сказал Николя.
— От Хлои?
— Да. Оно на столе.
Распечатывая конверт, Колен услышал нежный голос Хлои, и,
чтобы прочесть письмо, ему надо было только слушать. Вот что она писала:
«Колен, дорогой мой, я чувствую себя хорошо. Погода здесь прекрасная.
Единственно, что неприятно, это снежные кроты — зверьки, которые живут под
снегом. У них рыжий мех, и они громко воют по вечерам. Они нагребают сугробы, о
которые то и дело спотыкаешься. Солнце сияет вовсю, и я скоро вернусь».
— Это добрая весть, — сказал Колен. — Да, так
вот, ты должен перебраться к Трюизмам.
— Нет, — сказал Николя.
— Не нет, а да. Им нужен повар, а я не хочу, чтобы ты
тут оставался. Ты стареешь день ото дня. Повторяю, я подписал за тебя контракт.
— А как же мышка? — спросил Николя. — Кто
будет ее кормить?
— Я займусь ею сам.
— Это невозможно. И я сразу стану чужим для вас.
— Да нет же! Но тебя давит атмосфера нашего дома.
Никто, кроме меня, не может ее вынести.
— Ты все твердишь одно и то же, а что толку?
— Не в этом дело.
Николя встал и потянулся. Вид у него был печальный.
— Ты больше не готовишь по рецептам Гуффе, —
продолжал Колен. — Ты запустил кухню и на все махнул рукой.
— Ничего подобного, — запротестовал Николя.
— Дай мне договорить. Ты больше не надеваешь выходной
костюм по воскресеньям и не бреешься каждое утро.