Остальные наблюдали с паперти, как увозят музыкантов в
тюремной машине, поскольку все они сидели за долги. Музыкантов набилось в кузов
как сельдей в бочке, и они в отместку подняли ужасный шум — изо всех сил
задудели в свои трубы, особенно усердствовали скрипачи.
XXIII
Спальня Колена была несомненно квадратной, с высоким
потолком, а окно тянулось пятидесятисантиметровой стеклянной лентой вдоль всей
стены в ста двадцати сантиметрах от пола, устланного мохнатым светло-оранжевым
ковром. Стены были обиты натуральной кожей.
Кровать стояла не на полу, а на своего рода антресолях,
построенных на половине высоты комнаты. Наверх вела лесенка из уморенного дуба,
отделанная латунью. Ниша под антресолями служила будуаром. Там стояли книги и
мягкие кресла, а также висела фотография Далай-ламы.
Колен еще спал. Хлоя только проснулась и глядела на него.
Волосы ее растрепались, и от этого она казалась еще более юной. На кровати не
было ничего, кроме простыни, той, на которой они лежали, все остальные
постельные принадлежности почему-то оказались разбросанными по комнате, хорошо
прогретой огнедышащими брандспойтами. Хлоя сидела, уперев подбородок в колени,
и терла глаза, потом она потянулась и опрокинулась навзничь, примяв подушку.
Колен лежал ничком и пускал слюни, словно старый младенец.
Хлоя рассмеялась, встала на колени и, взяв его за плечи, сильно тряхнула. Колен
проснулся и принялся целовать ее раньше, чем открыл глаза. Хлоя с охотой поддавалась
ему, подводя его к избранным местам. Ее кожа, янтарная и душистая, была похожа
на марципан.
Серая мышка с черными усами взобралась к ним по лесенке и
сообщила, что пришел Николя и ждет их. Они вспомнили о предстоящем путешествии
и разом вскочили на ноги. Мышка воспользовалась этим и основательно поработала
над коробкой шоколадных конфет, стоящей у изголовья кровати.
Они быстро умылись, надели дорожные костюмы и поспешили на
кухню. Николя пригласил их позавтракать в своих владениях. Мышка пошла было за
ними, но остановилась в коридоре. Она хотела поглядеть, почему солнца сегодня
не сияли так ярко, как обычно, и при случае наорать на них за это.
— Ну, как вам спалось? — спросил Николя. Под
глазами у него темнели синяки, а цвет лица был землистый.
— Превосходно, — сказала Хлоя и плюхнулась на
стул, потому что ноги ее не держали.
— А ты? — спросил Колен. Он поскользнулся и сел на
пол, не попытавшись даже подняться.
— Я проводил Исиду домой, — ответил Николя, —
и она, как водится, предложила мне выпить.
— А ее родителей не было дома? — спросила Хлоя.
— Нет, — подтвердил Николя. — Были только две
кузины, и они упросили меня остаться.
— Сколько им лет? — коварно спросил Колен.
— Точно не знаю, — сказал Николя. — Но на
ощупь я дал бы одной не меньше шестнадцати и не больше восемнадцати другой.
— Ты провел с ними ночь? — спросил Колен.
— Угу… Они слегка выпили, так что… мне пришлось
убаюкивать всю троицу. У Исиды широченная кровать… Там было как раз еще одно
место. Я не хотел тревожить вас и остался там спать…
— Спать? — переспросила Хлоя. Кровать эта, видно,
очень неудобная, потому что вид у тебя, я бы сказала…
Николя смущенно покашлял и чрезмерно деловито стал возиться
со своими электрическими приборами.
— Попробуйте-ка это, — сказал он, меняя тему
разговора. И подал начиненные финиками и сливами глазированные абрикосы в
ароматном сиропе.
— А машину ты сможешь вести? — спросил Колен.
— Попробуем, — ответил Николя.
— Как вкусно! — воскликнула Хлоя. — Поешь с
нами.
— Я предпочел бы что-нибудь бодрящее.
И на глазах Колена и Хлои он составил для себя чудовищную
смесь из кварты белого вина, ложки уксуса, пяти яичных желтков, двух устриц и
ста граммов рубленого мяса, залитого сливками и посыпанного щепоткой
гипосульфида натрия. Все это исчезло в его глотке со свистом пущенного на
полную мощность циклотрона.
— Как пошло? — спросил Колен и рассмеялся, увидев
гримасу Николя.
— Порядок! — через силу ответил Николя.
И в самом деле, синяки под глазами у него разом исчезли,
словно их стерли смоченной в бензине ваткой, а лицо заметно посвежело. Он
фыркнул, как конь, стиснул кулаки и зарычал. Хлоя с некоторой тревогой
взглянула на него.
— У тебя схватило живот, Николя? — спросила она.
— Наоборот! — рявкнул он. — Все как рукой
сняло! Сейчас подам вам еще одно блюдо — и в путь.
XXIV
Большой белый лимузин осторожно продвигался вперед, объезжая
рытвины. Колен и Хлоя сидели сзади и глядели в окно, но им было как-то не по
себе от проносящегося мимо пейзажа. Небо висело совсем низко, красные птицы
едва не задевали телеграфные провода, поднимаясь и опускаясь вместе с ними от
столба к столбу, а их пронзительные крики отражались в свинцовой воде луж.
— Почему ты велел свернуть на эту дорогу? —
спросила Хлоя у Колена.
— Так короче, — ответил он. — Да по-другому и
нельзя. Старое шоссе вконец износилось. Все так и норовили по нему промчаться,
потому что над ним всегда ясное небо. И вот теперь остался только этот путь. Не
волнуйся, Николя хорошо ведет машину.
— Ненавижу этот тусклый снег, эту мглу… — сказала Хлоя.
Ее сердце колотилось, словно стиснутое жесткой скорлупой.
Колен положил ей руку на плечи и бережно, как котенка, обхватил пальцами ее
тонкую шею.
— Да-да… — прошептала Хлоя и, поеживаясь от щекотки,
чуть втянула голову в плечи.
— Не убирай руку, мне страшно одной…
— Хочешь, я подниму цветные стекла? — предложил
Колен.
— Ага… Пусть будет попестрей…
Колен нажал на зеленые, синие, желтые и красные кнопки, и
разноцветные фильтры заменили автомобильные стекла. Теперь Колен и Хлоя
оказались словно внутри радуги, и цветные тени плясали по белому меху сиденья
всякий раз, как машина проскакивала мимо телеграфных столбов. Хлоя
почувствовала себя лучше.
Равнина по обе стороны дороги была покрыта жиденьким
ползучим блекло-зеленоватым мхом, да кое-где мелькали растрепанные деревья с
корявыми стволами. Воздух был недвижим, даже малый ветерок не рябил жидкую
грязь, которая черными фонтанами разлеталась из-под колес. Николя изо всех сил
старался не потерять дороги, он с трудом удерживал машину посредине вконец
разбитого скользкого шоссе.