— Ну, это было слишком давно. Я и сам уже не помню.
Мы по-прежнему скользили по узкой горной дороге куда-то
влево, по направлению к лесистой долине, а море все шире и шире открывалось
нашему взору.
— Вон маяк Кабры, — сказал Рэндом, указывая на
гигантскую серую башню, что вздымалась прямо из волн морских весьма далеко от
берега. — Я уж почти его забыл…
— Я тоже, — откликнулся я. — Очень странно
чувствуешь себя, когда возвращаешься назад. — И тут до меня окончательно
дошло, что мы говорим уже не по-английски, а на языке, называемом тари.
Через полчаса мы спустились вниз. Я старался ехать вдоль
берега с выключенным двигателем так долго, как только мог. Когда мотор снова
заработал, целая стая темных птиц с шумом взвилась над кустами слева от нас.
Какая-то серая, похожая на волка тварь вынырнула из зарослей и тут же снова
скрылась; однако олень, которого эта тварь преследовала, успел ускакать прочь.
Нас окружала сочная и буйная растительность, хотя и не настолько густая, как в
Арденском лесу. Долина полого, но упорно спускалась к морю. Слева толпились,
возвышаясь друг над другом, горы.
Чем дальше мы углублялись в заросли, тем лучше становился
виден склон могучей горы, по которому мы только что спускались. Горы рядами
подступали к самому морю: они как бы росли и становились все выше, а с плеч их
свисала мантия, отороченная зеленым и переливающаяся розовато-лиловым,
багряным, золотым и ярко-синим. Горы стояли лицом к морю, которого отсюда, из
лесистой долины, не было видно, а над вершиной самой последней и самой высокой
горы в небе летела легкая вуаль призрачных облаков, и солнце, временами
выглядывая из-под этой вуали, окрашивало ее золотисто-огненным светом.
Я прикинул: езды до Амбера оставалось еще около часу, а
бензин был на нуле. Я знал, что та, самая высокая вершина в вуали облаков и
есть наша цель. Желание как можно скорее попасть туда охватило мою душу. Рэндом
тоже не отрываясь смотрел на освещенную солнцем горную вершину.
— Амбер все еще там… — проговорил я.
— Я почти позабыл, — откликнулся он.
Когда мы снова тронулись с места, я обратил внимание, что
брюки мои приобрели необычный блеск. Я присмотрелся повнимательнее: брюки стали
совсем узкими у щиколотки, а манжеты исчезли. Тогда я стал оглядывать себя с
головы до ног.
Рубашка моя теперь больше походила на легкую куртку; она
осталась черной, а по краям была отделана серебряным кантом. Ремень тоже
значительно увеличился в ширине. Кроме того, я заметил, что серебряный шнур
тянется и по внешнему шву моих черных штанов.
— Похоже, я уже и одет подобающим образом, —
удивился я.
Рэндом хихикнул. Я заметил, что он тоже успел сменить наряд:
на нем были коричневые с красным кантом штаны и оранжево-коричневая блуза.
Коричневая шапочка с желтыми полями лежала с ним рядом на сиденье.
— Мне ужасно хотелось знать, когда же ты наконец это
заметишь, — засмеялся он. — Ну и как ты себя чувствуешь?
— Вполне! — бодро ответил я. — Да, кстати,
бензин у нас почти кончился.
— Ну, теперь уже слишком поздно и предпринять ничего
нельзя, — сказал он. — Теперь мы уже в реальном мире, и пытаться
отсюда затевать игры с Тенями вряд ли стоит. К тому же это не осталось бы
незамеченным. Боюсь, нам придется идти пешком, когда машина совсем встанет.
Она встала километра через четыре. Я припарковал ее у
обочины дороги. Солнце уже клонилось к западу, тени стали очень длинными.
Я полез назад; мои башмаки, которые валялись там на полу,
успели превратиться в высокие черные сапоги, и, когда я стал их вытаскивать,
что-то загремело у меня под рукой.
Я вытащил из-под заднего сиденья также серебряный меч, не
слишком тяжелый, и ножны. Ножны в точности подходили отделкой к моему ремню. На
сиденье лежал еще черный плащ с застежкой в виде серебряной розы.
— Ты думал, что это утрачено навсегда? — спросил
Рэндом.
— Почти, черт меня побери! — потрясенно произнес
я.
Мы выбрались из машины и пошли пешком. Холодный вечерний
воздух был напоен ароматами. На востоке уже заблестели первые звезды, а солнце
мирно ложилось отдыхать где-то за краем неба.
Мы молча шагали по дороге, и вдруг Рэндом сказал:
— Что-то мне ото всего этого не по себе.
— От чего именно?
— Уж больно легко мы добрались почти до цели, —
пояснил он. — Мне это решительно не нравится. Немыслимо: миновали
Арденский лес практически без заминки! Правда, там нас опекал братец Джулиан…
Но я, право, не знаю… Мы так быстро оказались здесь, что я почти уверен: нам
специально позволили это сделать.
— Мне тоже приходило такое в голову, — солгал
я. — А зачем, по-твоему?
— Боюсь, — ответил он, — что мы угодим прямо
в ловушку.
Несколько минут мы шли молча, потом я сказал:
— Очередная засада? Вообще-то здесь подозрительно тихо.
— Ничего не понимаю.
Через полчаса закат догорел. Черное ночное небо было усыпано
сверкающими звездами.
— Не пристало таким, как мы, ходить пешком, —
сказал Рэндом.
— Пожалуй.
— Однако на лошадях, по-моему, еще опасней.
— По-моему, тоже.
— А как ты вообще ко всему этому относишься? —
спросил Рэндом.
— Пахнет смертью и дерьмом, — промолвил я. —
Мне кажется, очень скоро на нас нападут.
— А тебе не кажется, что нам лучше бы идти не по
дороге?
— Вообще-то я об этом думал, — снова солгал
я. — Прогулка по опушке будет только полезна нашему здоровью.
Так мы и поступили.
Мы шли под деревьями, скользили мимо темных скал и огромных
кустов. А над нами медленно поднималась, заливая все своим светом, луна —
огромная, серебристая.
— Сейчас я почти уверен, что ничего у нас не
выйдет, — сказал Рэндом.
— Голос сердца? — спросил я. — А ему доверять
можно?
— Вполне.
— В чем же, собственно, дело?