В альковах королей - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 12

– Что вы, кардинал, – вежливо ответил Людовик, – ни в коем случае не утруждайте себя. Ведь мой визит будет носить скорее частный характер. Со мной поедут только двое дворян и ваш племянник – Филипп Манчини.

Мазарини вынужден был подчиниться, хотя и был уверен, что король не задержится в Ла-Рошели, а направится прямиком в Бруаж. Правда, оставалось непонятным, что он там намеревался делать… Отговорить его от поездки не удалось даже королеве-матери. Напрасно она взывала к его разуму, уверяя, что негоже оставлять молодую жену. Король стоял на своем и решительно отказывался говорить, зачем ему понадобилось отправляться в Ла-Рошель. Было ясно, что дел у него там никаких нет.

Так оно и оказалось. Пробыв в крепости от силы пару часов, Людовик приказал:

– В Бруаж!

И маленькая кавалькада поскакала по пыльной дороге, ведущей к этому небольшому курортному местечку.

Примчавшись туда, король в одиночестве отправился на морской берег. Он долго бродил там и рыдал, точно потерявший мать ребенок. Когда же ближе к вечеру он с распухшими и покрасневшими глазами вернулся, то велел, чтобы постель ему была устроена там, где ночевала когда-то Мария.

А наутро королевский лакей сообщил Филиппу Манчини, который время от времени платил ему за всякие любопытные сведения из жизни государя:

– Его Величество проплакал всю ночь. Подушка была мокрая от слез.

Манчини понимающе кивнул. Он и прежде был уверен, что Людовик не забыл его сестру.

За слезы, пролитые Людовиком в Бруаже, заплатить пришлось Марии-Терезии. Юная Манчини была лишь первой из тех дам, что отыскивали дорогу к сердцу, кошельку и постели Людовика. За ней последовали Олимпия Манчини (которая уже во второй раз стала королевской любовницей), затем Луиза де Лавальер, великолепная Монтеспан и еще множество других.

Спустя десятки лет, в 1701 году, на защиту несчастной королевы поднялся брат короля Филипп Орлеанский. Он очень долго собирался с духом, все никак не решаясь выступить против Людовика. Но однажды слова упрека были все-таки произнесены.

Как-то Людовик призвал к себе брата для серьезного и неприятного разговора.

– Ваш сын, – заявил Король-Солнце, – ведет себя совершенно недопустимо. Он развратен настолько, что Париж, повидавший многое, удивляется и называет его, королевского племянника, «первейшим в мире распутником». Обуздайте его, брат мой, иначе мне придется выслать его куда-нибудь в глушь.

Филипп вскочил. Ноздри его от ярости раздувались, глаза горели недобрым огнем.

– И это говорите вы, вы! – задыхаясь, произнес он. – Вы, который всегда издевались над покойной королевой, заставляя ее ездить в одной карете с вашими любовницами! И вы меняли их как перчатки! У вас нет никакого права упрекать моего ребенка. Вы похотливы, точно дикий зверь, и мне прекрасно известно, что вы стали супругом вдовы нашего Скаррона. Госпожа де Ментенон – особа весьма достойная, и я уверен, что она чтит память своего знаменитого мужа-поэта, поэтому не надо убеждать меня, что она вышла за вас добровольно. Нет, вы, братец, принудили ее, как принуждали многих и многих до нее!

Филипп остановился еще не скоро – уж слишком долго копил он обиды. Людовик, разумеется, в долгу не остался, так что яростная ссора продолжалась больше часа. Особенно оскорбили Людовика слова брата о том, что якобы женщины всегда попросту подчинялись своему королю, не питая к нему при этом никаких чувств.

– Да что же это такое?! – кричал он. – Верно, самому всегда приходилось покупать любовь, вот и считаете, что по-другому не бывает! Так вот же бывает, братец, бывает! Может, скажете, что и Мария-Терезия меня не любила, а? Ага, молчите?! Нечем крыть, да?

Филипп действительно молчал и только беспрестанно хватал ртом воздух. Ему было очень плохо, и вдобавок он знал, как королева боготворила своего мужа. Ему хотелось сказать, что нехорошо предавать тех, кто к тебе по-настоящему привязан, но сил на это уже не оставалось. Прохрипев что-то невнятное, герцог Орлеанский рухнул на пол. Это был апоплексический удар. Очень скоро защитник несчастной королевы умер.

А Людовик долго еще терзался сомнениями по поводу того, как относятся к нему прекрасные дамы.

– Я добьюсь правды, непременно добьюсь, – говорил он себе. – Филипп лгал мне из зависти – вот и все. Разве можно в меня не влюбиться? Ведь я так хорош собой!

И постаревший, беззубый Король-Солнце горделиво упирал руки в бока, выставляя вперед подагрическую ногу в роскошном, украшенном драгоценной пряжкой башмаке.

– Я имею право не твердить уроков, я король, – заявил как-то маленький Людовик XIV своему младшему брату Филиппу и убежал из классной комнаты.

– Где Его Величество? – строго спросил Филиппа наставник. – Почему вы молчите? Знаете, куда он скрылся, но таите правду? Что ж, боюсь, мне придется известить о случившемся вашу мать королеву, а уж она решит, как с вами поступить.

И бедного герцога наказали, хотя он ни в чем не был виноват.

Вечером того же дня Филипп попенял старшему брату на то, что тот оставил его наедине с учителем, а сам играл в дворцовом парке.

– И что с того? – надменно осведомился Людовик. – Я же все равно люблю тебя, а ты любишь меня, значит, можно и пострадать друг за друга.

Но это были только слова. Людовик никогда – вернее, почти никогда – не поступался собственными капризами и при этом требовал, чтобы окружающие строго блюли государственные интересы, напрочь забывая о собственных.

Несколько раз Филипп, герцог Орлеанский, пытался восстать против тирании старшего брата, но делал это так робко и неумело, что Людовик, можно сказать, ничего не замечал. И только однажды, как мы знаем, у них состоялся откровенный разговор, закончившийся крупной ссорой, во время которой у Филиппа случился удар. Может быть, герцог Орлеанский и почувствовал себя отомщенным, высказав наконец брату все, что он о нем думал, но цена откровенности оказалась слишком высока.

Принцесса Генриетта, дочь казненного в Лондоне английского короля Карла I Стюарта, приехала в Париж еще девочкой и почти сразу же влюбилась в юного Людовика. На Филиппа она даже не смотрела, а тот почти не замечал ее. Королевы-матери – Анна Австрийская и Генриетта Английская – довольно долго вынашивали планы о свадьбе Людовика и малышки Генриетты, тем более что видели их растущую взаимную склонность. То есть поначалу французский король почти не обращал внимания на худенькую и несколько угрюмую девочку, но со временем Генриетта превратилась в настоящую красавицу, и Людовик стал заметно отличать ее и даже приглашал участвовать в своем любимом развлечении – балетах.

– Не правда ли, принцесса очень мила? – неоднократно осведомлялась у сына Анна Австрийская и с удовольствием наблюдала, как он пристально разглядывает изящную девичью фигурку и при этом улыбается.

Однако получилось так, что Испания оказалась важнее Англии, и потому Людовик женился на инфанте Марии-Терезии. Генриетта была вне себя от горя, и ее совершенно не утешило известие о том, что ей предлагает свою руку младший брат короля.