Монументальная пропаганда - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Войнович cтр.№ 83

Посмотрев в тот вечер на небо, можно было заметить, что одна сторона его была черно-лиловая, а другая, напротив, девственно ясная. Черная медленно двигалась к ясной, ясная двигалась к черной, и наконец они впали друг к другу в объятия прямо над центром города Долгова. Потом говорили, что столкнулись два атмосферных фронта. Один из фронтов был циклон очень теплый и влажный, а другой — антициклон, сухой и холодный. Они столкнулись, и вдруг все завыло и засвистело, лиловую тучу завертел вихрь, и она превратилась в грязный черный лохматый смерч, в вертящийся столб, нижний конец которого опустился к земле, а верхний вытянулся в сторону космоса. Невероятная сила вращала это черное месиво, отрывая от него и опять притягивая к центру темные клочья. А вокруг столба вращались и клокотали клубы дыма, пара, грязи или неизвестно чего всех цветов радуги и их мерзейших оттенков. Смерч не на одном месте стоял и не прямо передвигался, а ходил кругами по центру города, будто хотел именно это место полностью изничтожить. Он гнул до земли и ломал деревья, срывал с домов крыши, переворачивал автомобили, катил по улице пустые бочки, волок рекламные щиты, разбивал вдребезги киоски, а какую-то телегу вместе с лошадью поднял вверх и понес куда-то, словно воздушный шар, и лошадь беспомощно дрыгала ногами. Все свистело, шумело, ревело, с неба обрушились на город дождь, снег, град величиною с кулак, и все осадки, какие только можно себе представить, и в таких количествах, каких представить себе нельзя. Молнии высвечивались ослепительными зигзагами и с ужасным треском втыкались в землю. Все люди попросыпались и в страхе смотрели в окна, а иные, наоборот, закрывали глаза, затыкали уши и молились кто кому и чему умел. Никто никогда в такое время года подобной грозы не видел, и в другое время не видел, и ни в какое время не видел и видеть бы не желал. И некоторые даже стали думать, что, может быть, это не гроза, а война, и не простая, а термоядерная. Или обыкновенное светопреставление. Страшный суд, ради которого разверзнется земля, вскроются все могилы, тьмы мертвецов вылезут наружу и станут клацать зубами. Все сверкало, гремело, Ванька заволновался, и его охватило чувство, что он сам — часть этой стихии.

Хотя внешне никто бы и не подумал.

Его комната, как известно, находилась в полуподвале. Нижняя часть окна стояла в бетонном кармане ниже уровня тротуара приблизительно на полметра, а верхняя часть приблизительно на метр поднималась над уровнем. Прямо в окно летел поток воды, как из трубы большого диаметра. Бетонный карман немедленно наполнился, вода давила в стекло и опасно сочилась внутрь. Одна молния ударила прямо в карман, и вода немедленно закипела, но стекла не лопнули. Другая молния, очевидно, ударила в крышу, и ощущение было такое, что на дом упала большая бомба.

Трое друзей все еще сидели за столом. Глядя в сторону окна, Ванька опять вспомнил бой в Кандагаре, когда моджахеды из всех видов оружия крошили их батальон, застрявший в ущелье и практически беззащитный. Крыша тоже вспомнил афганский опыт и штурм дворца президента Амина.

Жердык ничего подобного вспомнить не мог и полез под стол.

— Ты чего? — прокричал ему Ванька, отогнувши клеенку.

— Я боюсь! — прокричал из-под стола Жердык.

— Все боятся, — сказал ему Крыша, — но зачем же лазить под стол? Вылезай! — он схватил Жердыка за шкирку и стал тянуть наружу, а тот упирался, плакал и кричал:

— Ребята! Не надо! Оставьте меня здесь! Я боюсь. Вам не страшно, вы герои, а я боюсь!

— А ты не бойся. Это не страшно, — сказал Ванька, казалось, совершенно спокойно.

— Это тебе не страшно! — прокричал Жердык. — Потому что ты обрубок. Тебе жить незачем, а я еще полон сил.

Глядя на Ванькино лицо, трудно было понять, что оно выражает.

— Вылезай, Саня! — сказал он Жердыку почти ласково. — Успокойся. Ты что же, грозы не видел? Вылезай, потолкуем.

Как ни странно, эти слова подействовали на Жердыка, и он, оттолкнувши руку Крыши, вылез и отряхнулся смущенно.

— Ну вот, — сказал Ванька. — Вот и хорошо. Выпей еще и успокойся.

Жердык принял протянутый ему стакан и отхлебнул, стуча в стекло зубами и проливая водку на грудь.

— Ты знаешь, — сказал ему Ванька, — когда очень страшно, надо думать о чем-нибудь отвлекающем. Я, когда нас крошили в ущелье, почему-то старался вспомнить стихи, которые я где-то зачем-то читал и запомнил. — Ванька закрыл глаз и почти пропел:

Утомленные пушки

В это утро молчали.

Лился голос кукушки,

Полный горькой печали.

Но ее кукованье

Не считал, как бывало,

Тот, кому этой ранью

Встарь она куковала…

Взорван дот в три наката,

Сбита ели макушка…

Молодого солдата

Обманула кукушка.

— А мне, — сказал Крыша, — в таких случаях приходят на память маршевые песни. «Несокрушимая, — пропел он, — и легендарная…

— В боях познавшая радость побед…» — подхватил, ободряя себя, Жердык и посмотрел в окно. Стихия проявляла признаки успокоения.

— Не надо это! — попросил Ванька. — Ты, — повернулся он к Жердыку, — лучше спой нам что-нибудь лирическое.

— А что? — спросил Жердык и вздрогнул от вновь сверкнувшей за окном молнии.

— Что хочешь. Например, свою любимую песенку Герцога.

Крыша посмотрел на Ваньку вопросительно.

— Да сейчас вроде не к месту, — засомневался Жердык.

— Ничего, — сказал Ванька. — Хорошая песня всегда к месту. Ну, давай.

— Ты думаешь? — сказал Жердык. И согласившись, приложил руку к груди, открыл рот. Но в это время опять засверкали молнии: одна, другая, третья.

Жердык обхватил голову руками, присел и снова полез под стол. Новая молния опять попала в бетонный карман. На этот раз стекло лопнуло, кипящая вода хлынула внутрь. Клубы горячего пара закрыли все.

— Умираю! — закричал из-под стола Жердык.

— Тогда я вам спою, — сказал Ванька и потянулся к магнитофону.

Крыша немедленно сообразил, что это значит, но он Ваньки уже не видел.

— Стой! — закричал он и кинулся к Ваньке сквозь пар. Он прыгнул, как ягуар. Вытянув руки вперед, летел он на перехват, похожий, может быть, на торпеду. И застигнут был случившимся прямо в полете.

Ванька нажал на клавишу, из микрофона вылился чистый тенор Жердыка:

— Сердце красавицы…

И тут полыхнуло не снаружи, а изнутри, и Крыша не упал на Ваньку, а, напротив, взмыл вверх и продолжил свой полет в бесконечность.

Незадолго до грозы Аглая Степановна Ревкина сидела за столом, пила чай с ванильными сухарями и поглядывала в окно. Там было тихо и ясно. Ничто не предвещало ничего.

Аглая вспоминала свою поездку в Москву, встречу с генералом Бурдалаковым, драку с милицией, скандал со скульптором Огородовым. Нахал! С такой болезнью явился прощаться. Вот и ей пришла пора расстаться со своим постояльцем. Три десятка лет прожили вместе…