Белое танго - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 68

— Бывает, — с наигранной стеснительностью хохотнул он.

Ощущая в компании девушек полную вольницу, Воронов напросился в гости, но за мотор все же платила Таня. Нутром она чуяла, что разбился в мелкие бесы у ее ног заезжий щеголь. Блеял про Париж, хотя ничего нового или интересного Таня так и не услышала. Зато виртуозно гарцевал вокруг сковородки, пытаясь всех удивить изысками заграничной кулинарии. Время его явно не поджимало, или он и не думал о тех, кто его может ждать. Слабосильный собутыльник, он наскоро спустил тормоза, хватал Таню за руки, осыпая слюнявыми поцелуями. Излюбленными словечками были «восхитительно» и «божественно». И Таню не покидала мысль, что так же приторно он обволакивает Лену, которую знала за девушку неглупую и тонкую. Интересно, а как они, такие разные, барахтаются в одной койке?

После проведенной ночи, бурной больше по суете, нежели в чувствах, Таня спросила протрезвевшего любовника:

— А жена не хватится?

— Пусть это тебя не волнует, — морщась от головной боли, ответил он.

— Меня-то не волнует. Тебя не грызет?

— Ты имеешь в виду факт измены?

— Ну и это.

— Для меня главное — дело. Я и женился, чтобы достичь своей жизненной цели.

Правда, сразу пожалел… Жена у меня красивая. — Тут он оглянулся на Таню, приглаживая волосы на своем скошенном затылке, приобнял ее за голые плечи, наигранно оправдываясь:

— Не такая, правда, божественная, как ты. А вот в постели — бревно. Причем абсолютно сухое.

— Может, по Сеньке и шапка? — рассмеялась Таня, но Воронов намека не понял.

— Она очень сдержанная у меня, воспитанная, всегда соразмеряет себя с окружающей реальностью. Это замечательное качество, привитое ей с детства в семье.

— Не боишься, что эта сдержанная один раз взорвется?

— Ну что ты? — отмахнулся, как от назойливой мухи, Воронов. — Никогда. Ее родители очень достойные люди. Лена никогда не уронит ни их, ни мой авторитет.

Да, тут и сказать нечего, но и Воронов ничего нового не добавил. За праздничным завтраком, с благодарностью хлебая Танин коньячок, замаял, декадент-зануда, до животной тоски скучнейшим перечислением парижских цен на разного рода товары, в том числе и тампаксы. Что это такое, с радостью и вожделением узнала для себя Анджелка, пополнив свою эрудицию и тем, что «Клима»

— духи дешевых проституток.

— Во, суки, живут!

Таня слишком знала эту породу мужичков. Плохо выхоленный снобизм не сбил ее с толку. Она ни секунды не сомневалась, что только дай ему затравку, и он поведает все подробности семейной жизни; жена обязательно окажется крайней, а он — невинной жертвой обстоятельств и алчности своей избранницы.

Черновский Воронов и не заставил себя ждать. Еле переплевывая через губу, окосевший и расторможенный, признался:

— Как у тебя уютно! Вот это дом! Сразу чувствуется восхитительная рука хозяйки.

И понеслись жалобы на судьбу. Какое-то зерно здравого смысла в них, возможно, имелось, но Таня слушала этот писк не без омерзения. Было ясно как день, что Лена Чернова выбрала оптимальную тактику поведения со своим мужем: ничего другого, кроме презрительного помыкания, он в супружеской жизни и не заслуживал. В глубине души Воронов был чрезвычайно уязвлен, как человек крайне тщеславный. Смолоду попав в выездные круги, химик по образованию, еще не успевший состояться ни как профессионал, ни как личность, почувствовал себя одним из избранных и, как та ткачиха, отправленная в космос, задохнулся от важности собственной персоны. Проницательная Елка, естественно, просекла все эти поляны и не преминула воспользоваться открывшимися перспективами.

Таня представила себе, как, должно быть, скучно с этим запавшим на свободу тряпок клерком, как ненасытен он в жажде самоутверждения, как лелеет свою самовлюбленность в престижных общениях. Разумеется, эта же самовлюбленность и толкнула его в холодные объятия секретарской дочурки. В то же время такой жесткости и изощренности в решении собственной судьбы от Елки Черновой она не ожидала. Павлова сестра определенно повзрослела после той инфантильной и истеричной попытки самоубийства, когда расстроился их детский роман с Рафаловичем, после долгой болезни…

Воронов, пока Таня размышляла, нашел для себя, что здесь его готовы выслушать и принять, и ничуть не сомневался в том, что именно такая Таня должна, просто обязана быть без ума от его лоснящейся рожи. Напоследок он пообещал — будто его просили! — что непременно придет к вечеру… И приперся в шестом часу при двух чемоданах с висящими визитками и опознавательным словом «Paris» на язычках молний. Но был выставлен, с своему вящему изумлению, решительно и бесповоротно. Подобное обхождение, без интеллигентских экивоков, ввергло его в шок и вызвало, судя по всему, безысходное желание непременно кому-нибудь отомстить. Только кому, жене или Тане? Можно представить, каким было объяснение между ними, если ссыпался он по лестнице, перебрав чемоданчиками все прутья лестничной решетки.

Неловкости от своего поступка Таня не испытывала. Мало того, ходила по квартире, возмущенно восклицая:

— Ну и жук колорадский! Бледная асфальтовая спирохета! И туда же. Считает себя неотразимым! Лжеопенок трухлявый!

Тревожилась только Анджелка. Вечно она боится кого-либо задеть, уязвить, наивно предполагая искренность чувств.

— Не натворит ли он что-нибудь с собой? — с опасливым беспокойством заметила она Тане.

Про Ивана в свете этих событий все как-то забыли.

— Этот? Да скорее жену задушит, чем на себя руки наложит. Хотя… — Таня выставилась перед зеркалом, широко расставив ноги и затягивая на затылке в тугой узел волосы. — Я бы на Месте Елки при таком муже сама застрелилась.

Она рассмеялась, представив сценку, ткнула себя в висок тыльным концом расчески, тявкнула громкое «Пау!» и, хватаясь за углы трюмо, картинно свалилась на пол, раскидывая руки, как застреленный жмур в шпионском кино.

— Так разве шутят, да? — переступая через ее распростертое тело в коридоре, покачал головой Якуб.

— Да ну вас. — Таню ужалил облом досады. — Надоели вы все.

А ночью затрезвонил телефон. Как-то паршиво затрезвонил. Таня вздернулась, кинулась в испуге к трубке. Вдруг это Павел? Но услышала плачущий голос Воронова, чуть было не бросила трубку, но что-то остановило. Долго до нее доходила фраза, от которой внутри похолодело и стало муторно пусто:

— Лена умерла. Моя жена. Застрелилась. — Всхлип и гудки, короткие, как нажатие на спусковой крючок.

Ноябрь окунул город в продергивающий до костей холод. Свирепые ветра ватагой неслись с Финского залива, и мотыляли по проспектам обрывки шариков и гигантских тряпичных гвоздик еще долго после демонстрации трудящихся. Потом исчезли и они.

Таня лениво озирала из окна сонный Питер, не отмечая ни мрачных дней, ни тяжелых ночей. Все чаще приходили кошмары, давили унылыми видениями, приоткрывая завесу над царством мертвых. Подступали тихие и безгласные, мутно-прозрачные в кромешной темноте. Что-то сгущалось вокруг, падало сверху, будто тень незримого, крыла. Мертвыми знамениями врезались в подсознание слухи и новости, обволакивающие с разных сторон: то там кто-то умер, то этот усоп. И Тане нестерпимо хотелось заглянуть в запредельное, потрогать кончиками пальцев костлявую за нос.