Во власти теней - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 80

– Для тебя это должен быть радостный день, Фьора Бельтрами, потому что сегодня казнят врагов твоего отца. А ты так бледна…

– Я только что приехала, мессир Андреа, и не ожидала, что сразу попаду в кровавый котел.

– Кровь Джулиано не имеет цены, – отмахнулся Верроккьо. – Ну-ка, посмотри! Теперь очередь Франческо Пацци. Его взяли прямо в ночной рубашке, в постели с женщиной…

Это и вправду был он. Несмотря на веревки, которыми он был связан, и на следы крови на лице и на теле, на то, что он был обнажен по пояс, Франческо Пацци не потерял своего независимого вида. Возмущенные люди, которые знали, что именно он убил Джулиано Медичи, требовали, чтобы убийца был выдан народу. Через короткое время он, связанный за щиколотки, болтался рядом с Сальвиати слишком высоко, чтобы его можно было ухватить руками, но все же достаточно для того, чтобы попасть в него камнем или палкой. Тогда в него буквально тучей полетели камни…

На этот раз Фьора не отвернула лицо. Судьба этого человека, который несколько дней назад за руку отвел ее в брачную комнату, была ей совершенно безразлична. Наблюдая за его мучениями, она задавала себе единственный вопрос: где могла быть Иеронима?

Она услышала, что Деметриос спрашивал у скульптора, что стало со старым Джакопо, патриархом Пацци, и был ли он тоже арестован?

– Нет. Ему с несколькими сторонниками удалось уйти, но Петрукки послал погоню. Казнили уже двадцать шесть человек, если я правильно посчитал. Пора возвращаться в мастерскую!

– Вот это и удивляет меня, – заметил Деметриос, – что ты ее оставил!

– А что мне оставалось делать? Все мои ученики улетели, как стайка воробьев при первых же ударах колокола, и я остался совершенно один среди своих красок, глины и кистей! И я решил поступить так же, как они, но теперь мне надо работать. – Верроккьо повернулся к Фьоре: – Я думаю, что найду для тебя время, моя прекрасная Фьора. У меня в голове есть замысел бронзовой Артемиды, но ни одна из моих натурщиц не вдохновляет меня на богиню. Я поговорю об этом с сеньором Лоренцо!

И он пошел прямо сквозь толпу, разрезая ее, как маленький упрямый кораблик, который решился преодолеть бурное море. Все проводили его взглядами, а потом Деметриос взял Фьору под руку.

– Ты, наверное, забыла, какова твоя Флоренция? – спросил он. – Никакое самое страшное зрелище не в состоянии помешать истинному художнику думать о своем творчестве. А ты, несмотря на три года разлуки, все еще принадлежишь ему. Для Верроккьо эти три года не считаются.

– Думаю, что ты прав. Он так разговаривал со мной, как будто мы расстались всего несколько часов назад. Но ведь это настоящая драма…

– Здешний народ любит драму, особенно если и ему в ней достается какая-нибудь роль. Но после того, как они смоют следы крови и похоронят мертвых, все возвратятся к своим делам, любовным историям, книгам и все вместе будут петь о радостях жизни с такой же искренностью, с какой они только что превращались на наших глазах в зверей, жаждущих смерти.

– На этот раз все может продлиться намного дольше, чем обычно, – заметил Эстебан. – Им будет трудно забыть Джулиано.

– Конечно, но зато они еще сильнее станут любить Лоренцо!

Вскоре они ехали на мулах в сторону Фьезоле, а Фьора думала, что Деметриос не во всем прав. Она всегда знала, что жители Флоренции были изменчивы, забывчивы, склонны к преувеличениям как в любви, так и в ненависти, но сегодня она напрасно искала среди всей окружавшей ее ярости, жертвой которой она сама чуть было не стала когда-то, знакомое ей с давних пор лицо города.

Возможно, она все слишком идеализировала, несмотря на те переживания, которые выпали на ее долю в этом городе? Возможно, за три прошедших и таких тяжелых для всех года город тоже сильно изменился? Или, может быть, несмотря на то, что она всегда считала себя флорентийкой, она ею вовсе не была?

Одно было совершенно ясно: всей крови Пацци, которая пролилась на ее глазах, и крови их сообщников было для нее недостаточно, потому что она не видела крови Иеронимы. До тех пор, пока это чудовище будет дышать с нею одним воздухом, Фьора знала, что она не найдет ни сна ни покоя.

Так что же? Не было ли это выражение истинно флорентийского тиранства: это неудержимое желание отомстить, которое она постоянно носила в себе?

Стоя у окна своей комнаты, из которого она столько раз любовалась садами и потрясающей панорамой своего города, который был похож на букет разноцветных роз, обвязанных серебристой лентой Арно, Фьора пыталась найти прежнюю себя. Обычно с приходом ночи букет превращался в ковер с рельефным рисунком серого и голубоватого цветов с несколькими яркими точками, которые вспыхивали там, где на улицах загорались редкие огни.

Сегодня вечером все было не так. Сегодня Флоренция отказалась уснуть в положенный час и была похожа на котел, в котором плавят металл. И раньше с высокой башни Деметриоса Фьора могла наблюдать, как город хмурит брови и наливается яростью, но тогда это были пустяки по сравнению с тем, что происходило сейчас, потому что в лице Джулиано Флоренция теряла своего прекрасного принца. И среди ровного, заглушенного расстоянием рокота, который доносился до Фьезоле, Фьора, казалось, слышала призывы к новым убийствам, проклятия и несмолкающие рыдания женщин. Там жгли и грабили дома Пацци и их сторонников. Это было похоже на искупительную жертву, положенную на алтарь любви, которую исполненный отчаяния и ненависти город приносил своему любимому ребенку.

В этот день Джулиано соединился с Симонеттой, и, возможно, там, на небе, они взялись за руки и наблюдают с высоты город, в котором они так любили друг друга. Но одно было совершенно точно, и Фьора это чувствовала всеми фибрами своей души: никогда больше Флоренция не будет такой, какой она была в то время, когда они оба жили в ней со своей любовью вопреки всем человеческим законам – и даже вопреки законам церкви, потому что Звезда Генуи, как звали Симонетту, была замужем, – но их охраняла молодость, их совершенная красота и та радость, которая рождалась у любого человека в их присутствии. Народ обожал их, как символ всего прекрасного, и все были счастливы жить в таком городе, непохожем на все остальные города мира.

Но, в сущности, изменилось и все остальное. Фьора ощутила это, когда только вошла в этот дом, где когда-то испытала настоящее счастье в объятиях Филиппа. И дело было вовсе не в том, что изменилось внутреннее убранство – после тех памятных событий вилла была начисто ограблена, и Лоренцо пришлось снова восстанавливать и обустраивать ее, – изменилась скорее общая атмосфера, даже тишина была уже другой, та тишина, которой требовал Франческо Бельтрами, когда удалялся в свою студиолу, состояла из сказанных быстрым шепотом слов, приглушенного звука шагов, осторожных движений слуг, которые старались не нарушить покой хозяина, уединившегося для работы или отдыха. Теперь же тишина была мертвой. Тем не менее Деметриос жил в этом доме вместе с Эстебаном, но, кроме самого Франческо, в нем не хватало Леонарды, присутствие которой оживило бы даже хижину бедного угольщика, не хватало Хатун, этой маленькой неунывающей татарки, и всех прочих слуг, которые, как и сам дом, казалось, пустили корни в землю Фьезоле, но внезапно обрушился ураган и разметал их по свету. Теперь здесь жила чернокожая Самия, которая раньше служила в доме у грека, и сейчас она царила на кухне и вела хозяйство с помощью двух рабов.