Страсть и долг
Действительный тайный советник Гавриил Львович Курятников,
запахнув полы подбитого ватой шлафрока — утро выдалось прохладное, —
тихонько приоткрыл дверь казенной квартиры и спустился на скоростном лифте к
почтовому ящику. Повернул ключ, вынул пачку свежих газет. Первым делом
осторожно и брезгливо, как ядовитую змею? вытянул свежий номер «Московского
бого-мольца» и зашуршал серыми страницами. На первой полосе любимой москвичами
газеты во весь лист красовался заголовок вершковыми буквами: «ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ЛЮБИЛ ДОМАШНИХ ПТИЦ». И ниже, мельче, но все равно крупно:
«Скандальные показания девиц легкого поведения против генерального прокурора
Курятникова». Гавриил Львович застонал и покачнулся, схватившись рукой за
высокий лоб. Разорвать, немедленно разорвать этот бульварный листок.
«Ведомости народных депутатов», как и подобает газете
умеренного и респектабельного направления, поместили новость на второй странице
и мелким шрифтом. Бог даст, Полинька не заметит — она всегда сразу
перелистывает на страницу светской хроники и культуры. С «Русским словом» и
«Московским созерцателем» тоже обстояло благополучно — редактора этих изданий
относились к позиции Гавриила Львовича с уважением.
Истребив пасквильного «Бого-мольца», его превосходительство
аккуратно свернул остальные газеты и положил их обратно в ящик. Вот проснется
Полинька, выпьет кофею и спустятся за свежей прессой. Теперь можно, нестрашно.
С тех пор как начался весь этот кошмар, телевизионные новости в доме, не
сговариваясь, смотреть перестали — только голливудский сериал «Скорая помощь» и
канал «Культура». Радио тоже не слушали.
О кошмаре в семье говорить было не принято — будто не было
его, и всё тут. Первые недели Полина Аполлоновна ходила вся почерневшая и
смотреть на супруга избегала, а потом преодолела себя, поняла, что если еще и
она мужа казнить станет — сломается Гавриил Львович, не выдержит. Не то чтобы
даже пожалела его, клятвопреступника и блудодея, нет. Просто вспомнила о долге.
Ведь одно дело — Ганечка, слабость и грехи которого за долгие годы замужества она
изучила слишком даже хорошо, и совсем другое дело — генеральный прокурор
Курятников, государственный муж и человек чести. То есть, конечно. было
совершенно очевидно, что женского прощения Гавриилу Львовичу не дождаться
никогда, но уважения супруги он, по крайней мере, нс утратил. Как и своего
собственного.
Да, слаб и грешен. Знал это за собой всю жизнь, еще с
Пажеского корпуса, когда после вечерней молитвы пазил через забор и до расцвета
пропадал в дешевых домах терпимости на Лиговке.
Страшный, сильный бес, имя которому сладострастие, с младых
ногтей терзал плоть и душу Гани Курятникова лютым соблазном. По молодости лет
справляться с напастью Гавриил Львович не умел вовсе и не раз попадал из-за
своей пылкой влюбчивости и африканской чувственности в рискованные истории. Как
только на юридическом поприще удержался — загадка. Верно, берег Курятникова
ангел-хранитель, мощнокрылый Гавриил, от гибели, для некоей великой цели.
А гибель по временам ходила близехонько. До сих пор в сырую
погоду давал себя знать кусок свинца, засевший под правым локтем, —
напоминание о давней дуэли со вторым секретарем Свято-Даниловского райкома
из-за золотоволосой лорелеи замзаворгсектором. Да и позже, уже в
Первопрестольной, случалось всякое — хлебнула Полина Аполлоновна, тогда еще
просто Полинькаа, и горя, слез, и сердечных обид.
Но годам к тридцати, когда другие сластолюбцы только-только
начинают втягиваться в Большой Разврат, свершилась с Курятниковым разительная
перемена. Долг оказался сильнее чувственности. Вдруг дошло до Гавриила
Львовича, что человек, избравший дорогу правосудия, должен быть безупречен и
чист — иначе нету него нравственного права охранять белоснежную тогу Закона.
И Курятников сумел одолеть злокозненного беса. Жизнь, до тех
пор мутная и хмельная, сразу вошла в мирное, равнинное русло. Полинька ожила,
помолодела, родила мужу одну за другой двух дочек, умниц и красавиц. И с
карьерой пошло на лад: стал Гавриил Львович самым молодым в российской истории
товарищем генерального прокурора, а после, в положенный срок, был сочтен
достойным возглавить это почтенное ведомство.
И лишь одному Богу, а вернее дьяволу, известно, каких мук,
какого неимоверного напряжения воли стоило Курятникову бесстрастно взирать на
стройноногих секретарш в обтяжных мини-юбках, на сдобных, пышногрудых депутатш
из фракции «Дамы России», на министра богоугодных дел Амалию Францевну фон Безе
или даже просто на улыбчивых дикторш с канала НТВ (особенно его
превосходительству нравилась одна черненькая, С легкой косиной в милых
глазках).
Достигнув пятидесяти, решил было Гавриил Львович, что всё,
недолго осталось ему мучиться — скоро станет поспокойней, поутихнет неистовство
гормонов. потеснится буйная плоть и даст дорогу покойной мудрости,
благословенной награде зрелого возраста. Так ведь и вправду вроде как спокойней
стало. Хотя бесстыдные, обжигающие сны мучили по-прежнему. Ну да что сны — это,
как известно, материя безответственная и силе воле неподвластная.
И вдруг, как гром среди ясного предзакатного неба — то
самое. Проклятое, благословенное, вознесшее до райских кущ и обрушившее в
адские бездны, Казалось, всё теперь отдал бы, чтобы не было той роковой ночи. А
в то же время (сердце-то не обманешь) твердо знал Курятников: не случись той
ночи, и жизнь ему была бы не в жизнь.
Произошло же вот что: действительный тайный советник
Курятников, генеральный прокурор, кавалер Ордена Подвязки и звезды «За заслуги
перед Отечеством» 2-й степени, один из первейших сановников державы, влюбился
сразу в двух женщин.
Даже и в юные, сумасшедшие годы такого с ним никогда не
случалось, а тут на тебе.
Гавриил Львович расследовал дели огромной государственной
важности. Знал, что ходит по леэвию бритвы. Всего можно было ожидать от
злодеев: и публичной пощечины, и клеветы, и даже яду в любимом прокуроровом
коктейле «Маргарита».
Однажды его превосходительство подъезжал к зданию
прокураторы в своем бронированном «даймлер-бенце». Оторвал глаза от секретной
распечатки и обмер. У ворот стояла стройная барышня в шляпе со страусовым пером
и в вуалетке. Встретив взгляд государственного человека, откинула дымчатый газ
с тонкого лица, шагнула вперед (лимузин как раз притормаживал), и у Гавриила
Львовича стиснулось в груди от мерцания ее ярко-зеленых глаз.
А в тот же день, вернее, уже вечером, когда Курятников со
своим швейцарским коллегой был в «Геликон-опере» на «Сказках Гофмана», он
увидел давешнюю незнакомку в соседней ложе. Она обернулась, и генеральный
прокурор ахнул: глаза у прелестницы оказались уже не зеленые, а синие-пресиние.
Гавриил Львович взял себя в руки, вспомнив о существовании цветных контактных
линз, и всецело отдался волшебному неистовству Оффенбаха.