Шпага королевских гвардейцев Карла X, последнего Бурбона на
французском троне: недлинное трехгранное лезвие со скупой гравировкой,
прямо-таки игрушечный эфес с увенчанными короной тремя бурбонскими лилиями на
щитке. Легонькая, изящная безделушка вроде бы, но достаточно сильной руке
сделать выпад — и у любого богатыря, если оплошает, моментально высунется из
спины добрые полметра окровавленного острого железа…
Стиснув губы, с застывшим лицом, заложив левую руку за
спину, сделал несколько выпадов, проворно отступил, ударил сбоку. Он не
забавлялся сейчас — и в самом деле представлял перед собой живого человека… Вот
только никак не мог определиться насчет лица. Много там было лиц, в тумане — и
ни одна рожа, если рассудить, недостойна благородной схватки на гвардейских
клинках…
Вложил шпагу в ножны, вернулся в кабинет, наугад выдвинул
ящик стола. Награды в коробочках, награды в твердых пластиковых конвертиках,
награды, лежавшие просто так, кучкой. Красная Звезда… юбилейки… «За отвагу»…
это, конечно же, кубинские… а это Тунис, значит, Шевалье и там отметился…
Египет, конечно, зеленая ленточка, Садат с Гамалем… говорят, когда наших спецов
выводили, у трапа самолета стоял абориген с мешком и вручал ее каждому,
непринужденно из мешка вынимая, и наши к ней относились пренебрежительно… что
ж, похоже, единственная из многочисленных, не снабженная застежкой, Шевалье ее
явно никогда не надевал… А это что? А это, признаемся честно, даже старому
антикварному волку неизвестные регалии, понятно только по символике, что
военные… Ладно, разберемся.
Ну что же, все это, вместе взятое, стоит немало, поскольку с
документами Шевалье, как и Смолин, совершенно не был сентиментален, не видел
никакого смысла в том, чтобы кто-то после его смерти — кто?! — все эти
награды вечерами перебирал почтительно, затуманенно глядя вдаль… и уж конечно,
он ни за что не согласился бы устроить в «Рапире» уголок собственной боевой
славы. Иначе четко оговорил бы нечто подобное в последнем послании Смолину. Уж
обязательно. Нормальный рациональный подход: продать все подороже, а деньги
пустить на «Рапиру». Вот и продадим как можно дороже, постараемся, а если
присовокупить ко всему находящемуся в квартире саму квартиру, трехкомнатную
«сталинку» в центре, получится совсем неплохо. Мы, спецы…
Звонок залился певучей трелью совершенно неожиданно. В
первый миг Смолин даже вздрогнул, выругал себя, но тут же подумал, что
стыдиться тут нечего: жизнь в последнее время пошла такая, что вздрагивать при
резком звонке в дверь или шагах за спиной вроде как бы уже и не позорно…
Шевалье никогда не был законченным романтиком, а потому
глазок в двери у него имелся. Смолин, припав глазом к окулярчику, тут же
потянулся отпирать дверь.
На лестничной площадке стояли трое: майор Горобец, все в том
же сером кительке с планочками, и двое в цивильном — один Смолину заочно
знаком, другой незнакомый вовсе, но вид у всех троих одинаково специфический.
Как говорится, погоны подразумеваются.
Все трое смотрели на него насупленно и хмуро — что было не
удивительно, в общем. Смолин пропустил их в квартиру, тщательно запер дверь и
первым направился в кабинет.
— Значит, вы теперь, как это… душеприказчик? —
спросил настороженно тот, совершенно незнакомый.
— Я вообще-то единственный наследник, — сказал
Смолин хмуро. — Но, по сути, вы правы, именно что душеприказчик…
— А можно, простите, узнать… — произнес заочно
знакомый.
— Детали? — усмехнулся Смолин. — Да бога
ради. Детали, собственно говоря, незатейливые…
Он протянул заочно знакомому письмо Шевалье и сидел с
безучастным видом, пока тот читал сам и давал ознакомиться другим.
— И что вы намерены… — заочно знакомый снова
оборвал фразу на половине.
— Да именно то, что мне предписано, — сказал
Смолин без выражения. — Именно то и именно так. А что, есть мысль
назначить какую-нибудь контрольную комиссию? Чтобы я, делец бездушный, себе в
карман чего подороже не смахнул?
— Ну что вы так уж, Василий Яковлевич…
Смолин улыбнулся одними лицевыми мускулами:
— Но ведь теоретическая-то возможность допускается?
Заочно знакомый глянул ему в глаза:
— Василий Яковлевич, вы ж умный мужик, говорят… Мы
ничего такого не хотим сказать… Просто вы все ж — человек посторонний…
Смолин негромко хмыкнул:
— Когда я познакомился с Шевалье, никого из вас
наверняка и близко еще не было…
— Не в том дело, — сказал совершенно незнакомый,
глядя ему в глаза с каким-то детским заносчивым упрямством. — Вы все же —
не «Рапира».
— Да, я понимаю, — сказал Смолин с легкой
улыбкой. — «Рапира» — это… Это черт знает что такое — «Рапира»…
— Не иронизируйте над этим, — сказал незнакомый
весьма даже жестко.
«А все-таки Шевалье стоило бы памятник поставить, —
подумал Смолин с явным уважением. — Сколько он за эти годы правильных
парней воспитал… Проколы бывали, конечно, и неудачи тоже, но все же общий итог…
Общий итог внушает уважение. Еще и оттого, что сам я — совсем другого склада
человек. Ну да, не дешевил, не подличал, не предавал — но ежели зрить в корень,
ловкий торгаш и не более того, а вот Шевалье и в самом деле воспитал немало
правильных парней… А я вот в жизни никого не воспитал, надо же…»
— Я не иронизирую, — сказал Смолин. — Я
просто-напросто не люблю, когда в отношении меня пусть даже теоретически
выдвигаются… версии. Давайте я тут же вам все это, — он сделал широкий
жест двумя руками, — передам из рук в руки? Договор дарения, трали-вали…
Распоряжайтесь как знаете.
Горобец тут же вмешался:
— Нет уж. Если сэнсэй хотел, чтобы именно вы… Вы
извините, если что, Василий Яковлевич. У всех нервы. История больно уж…
— Мерзкая, — кивнул Смолин серьезно.
— Загадочная, — поправил Горобец.
— Да нет, — сказал Смолин. — Именно что
мерзкая.
— Вы что-то знаете?
— Прав был царь Соломон, — сказал Смолин. —
Во многом знании многие печали… Не будем, ребята, тянуть кота за яйца. Ну
конечно, пару процентов я оставляю на случайности, я же не господь бог и не
великий сыщик. Но процентов-то на девяносто в чем-то я уверен. Я не знаю, кто
его убил. Но, кажется, знаю, зачем. История банальнейшая, в общем: нашлась
компашка, которая захотела заграбастать себе под офис здание «Рапиры». Нет
среди них никого серьезного — людишки, если присмотреться, мелочь во всех
смыслах… но от этого, сами понимаете, не легче. Потому что мелочь не
обязательно труслива и крови порой не боится… Добром Шевалье домик ни за что бы
не отдал… а силком отобрать при нем, живом, было бы затруднительно. Вот и…
Он замолчал, окинул троицу внимательным взглядом. Что ж, он
с самого начала оценил их совершенно правильно: они не торопились с вопросами,
они не вскакивали с мест и не выкрикивали всякие дурацкие реплики в стиле
бразильской мелодрамы. Они просто сидели молча с такими лицами, что Смолин
кое-кому не завидовал…