Ужин - читать онлайн книгу. Автор: Герман Кох cтр.№ 11

— Ого! — воскликнул мой брат. — Вы что, хотите, чтобы я напился в стельку?

Он отодвинул стул на полметра от стола, как будто девушка пролила полбутылки ему на брюки. Теперь ее окончательно вогнали в краску, она хлопала глазами, словно собираясь расплакаться. Подобно другим девушкам в черных фартуках, она тоже носила предписанный им всем тугой хвост, но благодаря золотистому цвету волос выглядела менее сурово, нежели ее темноволосые коллеги.

У нее было миловидное личико, и я не мог отказать себе в удовольствии вообразить, как она снимет резинку с хвоста, распустит волосы по окончании рабочего дня, такого ужасного рабочего дня, и поспешит рассказать подруге (или приятелю): «Представляешь, со мной сегодня такое случилось! Так глупо… Ты же знаешь, как я ненавижу эту канитель с винным этикетом? Ну так вот, сегодня я опять все испортила. И знаешь кому?» Подруга (или приятель) покачает головой и спросит: «Кому?» Для достижения максимального эффекта девушка выдержит короткую паузу, а затем ответит: «Сержу Ломану!» — «Кому?!» — «Сержу Ломану! Ну, тому, министру. А может, он и не министр, но ты понимаешь, о ком я, его еще вчера показывали в новостях, ну, который, скорее всего, победит на выборах. Ужасно глупо получилось, а его соседке по столу я вдобавок заехала локтем по голове». — «Да ты что?! О господи, ну а потом-то что?» — «Ничего, он был очень любезен, хотя мог бы стереть меня в порошок!»

Очень любезен… Да, он был очень любезен, когда отодвинул свой стул на полметра от стола, поднял голову и только тогда впервые соблаговолил посмотреть на девушку. Я заметил, как в сотую долю секунды поменялось его лицо: наигранное возмущение по поводу непрофессионального обращения с его шабли сменилось приветливым, чуть ли не виноватым выражением. Судя по тому, как он растаял, сходство со Скарлетт Йоханссон не ускользнуло и от его внимания. Он видел перед собой «потрясающую цыпу», пунцовую и сконфуженную, безоговорочно сдавшуюся на его милость. И он послал ей свою очаровательную улыбку.

— Ничего страшного, — сказал он, поднимая бокал и расплескивая его содержимое на полупустую тарелку с устрицами. — Вино не пропадет.

— Простите, пожалуйста, — повторила девушка.

— Не переживайте. Сколько вам лет? Вы уже можете голосовать?

Сначала я подумал, что ослышался. Но в этот момент брат повернулся ко мне и сально подмигнул.

— Девятнадцать.

— Ну тогда, если на предстоящих выборах вы отдадите свой голос за нужную партию, мы забудем про этот маленький винный инцидент.

Девушка в очередной раз зарделась, и я снова подумал, что она разрыдается. Я сразу перевел взгляд на Бабетту, но не обнаружил на ее лице никаких признаков недовольства поведением своего мужа. Как раз наоборот, казалось, что эта сцена ее забавляла: политик национального масштаба Серж Ломан, лидер крупнейшей оппозиционной партии, без пяти минут премьер-министр, открыто заигрывает с девятнадцатилетней официанткой, вгоняя ее в краску, — возможно, это и впрямь весело, возможно, таким образом еще раз подтверждался его неотразимый шарм, а Бабетте попросту нравилось быть женой такого человека, как мой брат. В машине, по дороге в ресторан, или на парковке он довел ее до слез. Ну и что? Она же не собирается расстаться с ним после восемнадцати лет совместной жизни? За шесть месяцев до выборов?

Я попробовал поймать взгляд Клэр, но она целиком была поглощена эволюциями переполненного бокала. Прикоснувшись к затылку, куда угодил локоть девушки (возможно, с большей силой, чем нам всем показалось), она спросила:

— Вы летом опять едете во Францию? Или вы еще не определились с планами?

У Сержа и Бабетты был домик в Дордони, где они проводили с детьми каждое лето. Они принадлежали к тем голландцам, которые благоговели перед всем французским: круассанами, багетами, камамбером, французскими марками автомобилей (разъезжая на одной из самых дорогих моделей «пежо»), шансоном и, наконец, французским кинематографом. Между тем они не замечали, что местное население Дордони голландцев на дух не переносит. Многие дома голландских семей были исписаны антиголландскими лозунгами, — по мнению моего брата, дело рук «деградировавшего меньшинства», ведь к ним-то всегда хорошо относились, и в магазинах, и в ресторанах.

— Пока неизвестно, — ответил Серж. — Зависит от того, как все сложится.

Год назад мы заехали к ним по пути в Испанию — в первый и в последний раз, как заключила Клэр, когда спустя три дня мы продолжили свое путешествие. Просто мой брат и его жена столько раз нас приглашали, что в какой-то момент нам стало неудобно откладывать визит до бесконечности.

Их дом возвышался на холме, скрытый за деревьями, сквозь кроны которых блестела вдали излучина реки Дордонь. Мы изнемогали от духоты, на улице не было ни ветерка, и даже в тени, возле прохладных стен заднего фасада, стояла нестерпимая жара. Гигантские жуки и синие мухи необъятных размеров истошно жужжали в листве и с такой силой врезались в окна, что дребезжали стекла.

Нас познакомили с каменщиком, пристроившим к дому открытую кухню, с мадам пекаршей и владельцем «самого обычного ресторана, куда наведываются только местные жители». «Mon petit frère», [2] — представлял меня им Серж. Он чувствовал себя в своей тарелке среди французов, кстати самых что ни на есть обыкновенных. Простые люди были его профессией в Нидерландах, так почему бы и не поработать с ними и здесь тоже?

Единственное, чего он, по-моему, не учитывал, было то, что все эти обыкновенные французы прилично зарабатывали на нем, состоятельном голландце с его загородным домом, и лишь поэтому соблюдали элементарные нормы вежливости. «Такие дружелюбные, — восторгался ими Серж. — И простые. В Голландии таких нет». Он не видел или не хотел видеть, как каменщик выплюнул зеленый комок жевательного табака на плитку их террасы, после того как назвал цену партии «аутентичной» деревенской черепицы для навеса их кухни. Как мадам пекарше не терпелось поскорее обслужить других клиентов, томящихся в очереди, пока Серж рекомендовал ей своего младшего брата, — клиентов, весьма красноречиво подмигивающих друг другу: до чего спесивые они, эти голландцы! Как общительный владелец ресторанчика, присевший на корточки рядом с нашим столиком, заговорщическим тоном поведал нам, что получил накануне партию свежайших виноградных улиток — у фермера, который уступил их «по специальной цене» исключительно для Сержа и его «симпатичных родственников». Серж не подозревал, что французские гости ресторана довольствовались при этом самым заурядным меню из трех блюд, стоившим вдвое дешевле, чем одна порция наших улиток. О винной дегустации в этом заведении я лучше вообще умолчу.

Клэр и я выдержали у них три дня. За эти три дня мы посетили замок, где вместе с сотней других иностранцев, преимущественно голландцев, целый час промаялись в очереди, прежде чем гид провел нас по двенадцати затхлым комнатам со старыми креслами и кроватями с балдахином. Остальное время мы коротали в душном саду. Клэр пыталась что-то читать, мне же было жарко даже раскрыть книгу, белизна страниц резала глаза, однако бездельничать тоже не получалось. Серж неутомимо занимался обустройством дома. «К тебе здесь проникаются уважением, если ты сам строишь свой дом», — говорил он. За черепицей, привезенной для кухни, он по сорок раз на дню гонял тележку на проселочную дорогу в полутора километрах от дома. Он ни на секунду не задумывался о том, что своей бурной деятельностью лишь отбирает у кровельщика его заработок.