Щепки плахи, осколки секиры - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Брайдер, Николай Чадович cтр.№ 21

— Я сейчас засну, — произнесла Верка ледяным голосом. — Или закачу истерику.

— Вера Ивановна, милая! — взмолился Цыпф. — Ну не мешайте, пожалуйста! Вы даже представить не можете, как это все важно для меня! Эрикс, продолжайте, прошу вас!

— Если большинство присутствующих возражает… — замялся Эрикс.

— Ничего, валяй дальше, — буркнул Зяблик. — Когда умные люди говорят, дуракам иной раз не мешает и послушать.

— Я постараюсь изложить свои мысли как можно короче и популярней… В мире, где мы с вами родились, в свернутом состоянии пребывают все измерения, кроме трех. Здесь же картина иная. Трудно сказать, какая мерность у Синьки… ох, простите, вам, наверное, незнаком такой термин…

— Знаком, как же, — сказал Цыпф. — Успел кое-кто просветить…

— Спасибо им хоть за это… Ну так вот, истинная мерность Синьки остается для меня загадкой, но во всяком случае она превышает число три. Хотя это еще не все. Мерность в этом мире — понятие относительное. При мне она менялась уже несколько раз.

— Вы хотите сказать, что раньше этот мир был другим? — Цыпф буквально глядел Эриксу в рот.

— По крайней мере, я застал его не таким, какой он сейчас.

— Разница большая?

— Нет, не очень. Вот если отнять или добавить одно измерение к трехмерному миру, эффект, несомненно, будет потрясающим. Но если то же самое, к примеру, произойдет с миром десятимерным, прогресс или регресс составит минимальное значение. Для карлика лишний сантиметр роста — это величина, а для гиганта мелочь.

— К переменам мы давно привыкли. — Зяблик от нечего делать принялся тасовать недавно изготовленную карточную колоду. — Этим нас не запугаешь… Главное, чтобы пайку не урезали.

— Ну это главным образом зависит от вас. — Эрикс покосился на дорожные мешки, набитые продуктами до такой степени, что даже их горловины невозможно было завязать.

— Вы говорили о непостоянстве мерности этого мира, — напомнил Цыпф. — В чем же здесь причина?

— Я предвидел такой вопрос, — Эрикс кивнул. — Сначала мне казалось, что колебания мерности являются следствием структурной неустойчивости, свойственной всем переусложненным мирам. Но постепенно я пришел к другой точке зрения, какой бы фантастической она ни казалась… Некто, куда более могущественный, чем придуманные нашими предками боги, по собственной прихоти сворачивает и разворачивает пространства. Он обращается с ними примерно так же, как вы с этими картами.

— По-вашему, эти неведомые сверхсущества не созидатели, а игроки? — живо поинтересовался Цыпф.

— Разве об этом можно судить всерьез? Но с другой стороны — а почему бы и нет! Созидание — процесс вынужденный. Его назначение — обеспечивать какие-либо личные или общественные блага. А что останется могучему и изощренному уму, когда необходимость в созидании благ отпадет? Только игра. Я не согласен с тезисом, что игра является суррогатом жизни. Что, если сама наша жизнь всего лишь суррогат некой вселенской игры?

— Блошиного цирка, — брякнула Верка.

— Что? — не понял Эрикс.

— Не обращайте внимания! — Цыпф замахал на Верку руками. — Это так, к слову… Забава такая была раньше… С использованием некоторых видов насекомых-паразитов. Вот один гражданин и сравнил нашу каждодневную суету с блошиным цирком.

— Понятно… Здесь это весьма популярная тема, успевшая обрасти массой легенд. Считается, что истинные хозяева этого мира ведут между собой или сами с собой, что несущественно, грандиозную азартную игру, в которой люди используются как пешки. В пользу такой теории говорит немало фактов.

— Но если это все же игра, то в ней должны быть определенные правила, — продолжал свои расспросы Цыпф. — Есть ли какая-нибудь закономерность в маршрутах, которые мы ежедневно преодолеваем? Прослеживается ли что-то вроде системы в манипуляциях хозяев со временем и пространством?

— Разве пешка обязана знать правила игры, в которой участвует? Достаточно того, что их знают игроки. Тем более что жесткие правила скорее свойственны примитивным играм, какие пользовались популярностью в ваше время. В игре достаточно сложной, примером которой может служить человеческая жизнь, правила должны быть гибкими, изменчивыми. Фактор неопределенности не только разжигает азарт, но и формирует философский взгляд на вещи.

— Допустим, — Леву обуял уже не крылатый гений познания, а козлорогий демон спора. — Но эта гибкость и изменчивость должны иметь некие границы, хотя бы моральные. Ведь как-никак роль пешек выполняют живые и, более того, разумные существа. Почему же одним пешкам позволено издеваться над другими?

— Кстати, братец мой, а вам не досталось на орехи от этой рвани? — поинтересовался Смыков.

— К счастью, нет. Ведь я как-никак нахожусь под охраной своего компаньона. Мало кто рискует приблизиться к нему… Зато остальные будетляндцы не могут ничего противопоставить кучке обнаглевших мерзавцев. Ежедневно кто-то из них подвергается грабежу и насилию.

— И сегодня тоже? — Лица Зяблика не было видно в темноте, но, судя по голосу, он нахмурился, как Илья Муромец, узнавший о безобразиях, творимых Идолищем поганым.

— Относительно сегодняшнего дня я ничего не могу сказать, но позавчера они долго издевались над человеком, не пожелавшим расстаться с едой и последней одеждой. Представляете, что это такое — на протяжении долгих часов убивать того, кто не в состоянии умереть.

— Слова мои, значит, были сказаны впустую, — произнес Зяблик с сожалением.

— Смыков, запиши это в своем талмуде. Чтоб потом меня не ставили на одну доску с каким-нибудь атаманом Кудеяром или Джеком-потрошителем.

— А вы, братец мой, никак на лавры Дубровского претендуете? Или Робин Гуда? — сказано это было отнюдь не с ехидцей, а скорее с подозрением. — Опять какую-то авантюру затеваете?

— Никакую не авантюру, — поспешно возразил Зяблик. — А вот маленькая правилочка не помешала бы.

— Вы ведь знаете, что я противник любых форм насилия. — Чувствовалось, что в душе Эрикса идет какая-то борьба. — Но если вы сумеете обуздать этих варваров, то заслужите искреннюю благодарность всех будетляндцев, в том числе и меня.

— Как же их обуздать? — Зяблик принялся рассуждать вслух, чего раньше за ним не замечалось. — Убивать бесполезно — оживут. Хари начистить — кулаки отобьешь. Душевная беседа тоже вряд ли поможет… Ладно, что-нибудь придумаем. Лично я вопросов больше не имею.

— Вот и хорошо, — Эрикc вздохнул с облегчением. — Мое время на исходе. Пора собираться назад.

— Остались бы у нас, — любезно предложила Верка. — Скучно ведь одному, наверное. Барсик ласкового слова не скажет.

— Да-да, присоединяйтесь, — поддержал ее Цыпф.

— Вряд ли это целесообразно, — вздохнул Эрикc. — И вот по какой причине. Любая устойчивая группа воспринимается хозяевами как единое целое. Для них, видимо, нет принципиальной разницы между вашей пятеркой, нашей со зверем парочкой или каким-нибудь обособленно живущим мизантропом. Каждой единице положено только по одной кормушке. Что вам пятерым, что нам двоим. Объединившись, мы лишимся половины своего пайка. Как кому, а зверю это может не понравиться. Он у меня и так недоедает.