На похоронах он бродил вокруг да около с видом побитой собаки, плелся в хвосте процессии да зыркал исподлобья по сторонам. Когда гроб с телом хозяина упал в яму, Бориса перекосило, и он торопливо, неумело перекрестился. Это было последнее, что видела Марианна перед тем, как лишиться чувств.
– Что это за мусор в тачке? – не узнавая своего голоса, спросила она. Надо же ей было как-то объяснить садовнику свое появление.
– Я сейчас же вывезу…
– Зачем ты следишь за мной, Борис? – вырвалось у нее.
– Я не слежу… – растерялся он. – Как можно? Мое дело в саду копаться, поддерживать чистоту на участке. Я мусор подметаю, траву сегодня подсеял. Плохо растет трава…
Марианна молча смотрела на его слегка сутулые развитые плечи, короткую шею и сильные волосатые руки. Такой «горилле» человека убить – раз плюнуть. Тем более женщину. Ей бы уволить шпиона ветлугинского к чертовой матери, а она почему-то не решается. Словно без Бориса в этой сумрачной картине жизни будет чего-то не доставать.
Порой какая-нибудь незначительная деталь способна изменить ход вещей. Марианна интуитивно чувствовала: нельзя ничего менять. Пусть все идет, как идет. Иногда стоит довериться судьбе.
– Может, ты не хочешь работать у меня?
– Что вы, хозяйка! – взмолился Борис. – Не увольняйте! Куда я без вас? Я уже привык к этому саду, каждое деревце моими руками посажено, каждый кустик!
– Здесь много богатых домов. Думаю, тебя с удовольствием возьмут. Хочешь, я рекомендацию дам?
– Не прогоняйте меня… Я ведь мастер на все руки. Где что починить, наладить, за машиной приглядеть. Без мужика в хозяйстве никак не обойтись.
– Я машину не вожу, – усмехнулась Марианна. – У меня даже прав нет. Раньше меня муж возил, а теперь вот некому.
– Шофера наймите. Без машины за городом, как без рук.
Она сама это понимала. Подумывала и о том, как быть с машиной, и о водителе, и об одиноких ночах в пустом доме на краю леса. В принципе она могла бы переехать к матери на время, пока все утрясется. Но не торопилась покидать мужнину вотчину.
– Вы были дружны с Трифоном, кажется…
– Гусь лебедю не товарищ, – потупился садовник. – Хозяева со слугами дружбы не водят.
Его нарочитое смирение не обмануло Марианну. Она хорошо помнила, как Борис ходил за ней по пятам, буравил колючим взглядом. А от его щербатой ухмылки у нее мороз шел по коже. Это он прикидывается покорным и несчастным. Чтобы вызвать у нее жалость и позволить провести себя. На что он надеется?
– Хотите, я в сарай перейду ночевать? – предложил вдруг садовник. – Вам спокойней будет. И мне хорошо. Чуть свет вставать не надо, пешком топать. Ваши соседи, почитай, все сторожей держат.
Борис жил неподалеку, на другой улице, – снимал комнату у одинокого старика. Платил копейки, но старик и тому был рад.
«Он же не здешний! – осенило Марианну. – Как я раньше не догадывалась! Откуда его принесло в подмосковный поселок?»
– В сарае холодно, – сказала она, обдумывая сие обстоятельство.
– Так я печурку разожгу. Буржуйку, – не унимался садовник. – Я и дровец припас.
– Дрова – для камина.
– Само собой. Я много припас. И для камина хватит, и для печурки. В лесу сучьев, валежника хоть отбавляй.
– Я подумаю, – уклонилась от ответа Марианна. – Ты ведь жалованье потребуешь прибавить. За сторожа.
– Не потребую! Мне прежнего хватит. Тратить-то здесь некуда…
Мысль о том, что Борис останется на ночь в сарае и сможет без помех разгуливать по двору, пугала Марианну. С другой стороны, что ему стоит ночью, когда все уснут, перемахнуть через забор и делать то же самое? Ему-то отлично известно, что ни собакой, ни видеокамерами Ветлугин не обзавелся.
– Откуда ты родом, Борис?
Тот не сумел скрыть замешательства.
– Родом-то? Русский я… коренной сибиряк.
– Чего ж ты Сибирь свою оставил?
– Бобыль я, семьи нет, – невнятно бубнил садовник. – Решил в Москву податься, поглядеть, как люди живут. Грузчиком работал на станции, потом меня Трифон Авдеич к себе взял…
– И где вы с ним познакомились? На разгрузке вагонов?
Борис машинально кивнул и тут же спохватился, поправился:
– На бирже. Я другую работу искал, полегче… Спину себе сорвал. Мешки покидаешь с утра до ночи, потом хоть волком вой.
Марианна заподозрила наглую ложь. Ветлугин – и биржа? Не пляшет. Не таким человеком был ее муж, чтобы подыскивать себе помощников по хозяйству среди незнакомцев. Тем более на городской бирже.
К Клавдии, прежде чем взять ее в дом кухаркой, Ветлугин долго присматривался, даже побывал у нее в гостях. С родней побеседовал, с соседями по улице. Чуть ли не всю подноготную выведал. Он сам хвалился перед женой, как тщательно подходит к найму прислуги. А тут на тебе! Биржа…
– Значит, Трифон тебя на бирже нашел? И предложил стать садовником?
– Так и было, – смущенно подтвердил Борис.
Понял, что дал маху. Но обратно уже не отыграешь. Проехали.
– Ладно… трудись пока, – бросила Марианна, повернулась и зашагала к дому. – Работай…
ГЛАВА 10
Италия, город Генуя. Осень 1927 года
Ее тело, влажное от любовного пота, змеей соскользнуло на смятые простыни.
– С каждым разом это все слаще, – прошептала она, раскидываясь и совершенно не стесняясь своей наготы. – Ты меня удивляешь, Пьер!
«Я еще не достиг своей лучшей формы, детка, – успокаивая дыхание, подумал он. – Длительные перерывы сказываются на моих мужских способностях. Однако еще никто не заводил меня так, как ты! Я наверстаю упущенное, не сомневайся…»
Она молча лежала, глядя в потолок. Лунный луч ласкал ее восхитительные выпуклости и очаровательные впадинки. Росси не ошибся. Она была француженкой до мозга костей. От нее пахло парижскими духами, а ее платья были сшиты по последней моде. Что она делает в Италии? Живет замкнуто, нигде не появляется. А между тем она могла бы украсить своей внешностью и манерами любую светскую вечеринку.
Росси поймал себя на том, что хотел бы более длительных отношений, чем обычно. Женщины занимали в его жизни подобающее им место. Он ухаживал за ними либо по жгучей страсти, либо по долгу службы. Служба – так он предпочитал называть свое занятие.
Удовлетворив желание, он обрывал короткие интрижки и больше не вспоминал о бедняжках, которым успел вскружить голову. Он был молод, хорош собой, обеспечен и обожал приключения. Одно и то же быстро надоедало ему. Эта черта характера определила его судьбу.
Склонность к рискованным авантюрам соперничала в нем со страстью к изящным, утонченным женщинам. Изысканность и шарм он порой предпочитал канонам красоты. В нынешней его пассии роковым образом соединилось и то, и другое. Клод была красавицей, кроме того, отличалась отменным вкусом и элегантностью. Жаль, что этого некому оценить.