Ноль часов - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Веллер cтр.№ 88

— Так точно, товарищ маршал!

— Сколько?

— Семьдесят два в наличии, товарищ маршал!

— Мудак.

— Есть!

— Получишь еще.

— Есть!

Маршал перестал его видеть и склонился над столом. Ольховский отчеканил оборот налево кругом и рубанул строевым. Матросы без команды в ногу взяли «на месте шагом марш» и вышли в затылок. Так и спустились.

Автоматчик пропустил их через холодную ухмылку.

Сдавая часовому пропуска, Ольховский вопросительно произнес:

— Приказ.

Солдат нажал кнопку на стойке. В стене вестибюля сбоку стойки открылось маленькое квадратное окошко с прилавком, как у старомодной кассы. Моряки подошли. Руки в зеленых обшлагах с узкими красными кантами выложили на прилавок открытую конторскую книгу. Карандаш поставил галочку на странице. Ольховский расписался поданной в окошко перьевой ручкой.

— Точное время проставьте, — тихо приказал невидимый обладатель рук.

Книга исчезла, и на ее место лег красный пакет с черным грифом в правом верхнем углу: «Секретно». На обороте он был опечатан красной сургучной печатью с пятиконечной звездой и перекрещенными винтовкой и шашкой.

Перед тем, как выйти наружу, Ольховский, поколебавшись, подошел к часовому, или дневальному, кто он там был, и спросил вполголоса — как бы сам отлично зная ответ и не сомневаясь в нем, но уж для полного и бесспорного подтверждения:

— Солдат, кто, значит, сейчас в двести первом хозяин?

Солдат пожал плечом и, глядя мимо, ответил так же негромко и с сочувствием, как сочувствуют слабоумным:

— Хозяин.

И, снисходя к позе Ольховского, продолжающей выражать вопросительность, еще приглушеннее уточнил:

— Жуков. Кто же.

Быстро дошли до угла Тверской, где уже начиналось утреннее движение, и только там, остановившись, дружно и жадно закурили.

— Еб твою мать, — сказал Ольховский.

Шурка снял бескозырку и стал обмахивать лицо. У Бохана вдруг ручьем полило из носу, и он со шморгом вытер его рукавом.

— Слушай, где тут винный круглосуточный? — спросили у раннего торопливого прохожего.

— Винный? Это две остановки в ту сторону. А вон за тем углом, там бар есть круглосуточный.

— Так. За мной. Пошли врежем.

В «Добром утре» Ольховский не появился, до телевидения дозвониться не удалось, и на крейсере имело место некоторое беспокойство. Утреннюю приборку провели с тщанием, завтракали без аппетита; построились к подъему флага.

Командовал старпом. Горн пропел с печальной угрозой и выжиданием.

Город выглядел до разочарования и скуки обыденно. Разве что глаз москвича отметил бы некоторую разреженность городского движения. Возможно благодаря этой разреженности, привлекали внимание дорогие репликары — как в идеальном состоянии, так и «помойки на колесах». Если отделанный лаковым деревом «руссо-балт», выстелившийся через мост, как борзая, был явной причудой магната, то громоздкий «паккард» — судя по тяжелой плавности хода и осадке рессор, бронированный, — мог принадлежать только главе серьезной группировки; обладатель же хлопающей полуоторванными крыльями «эмки» наверняка был недавним членом автоклуба.

Ситуация выходила глупая. Получалось, что удар ушел, как вода в песок. Неясность ближайших перспектив нарушала душевное равновесие. Отсутствие реакции несколько поражало. А где нет сопротивления — там куда гнуть и чего ждать?

Смотрели телевизор — чего еще пока делать.

И немедленно же, в репортаже с утреннего заседания Госдумы, обнаружилось, что реакция есть. Включили не с начала, и зачин напористых фраз Жириновского, к сожалению, пропал.

— …и правильно, что открыли огонь по этому осиному гнезду! — кричал любимый актер электората своим шершавым баритоном, агрессивным, как гвоздодер. — Давно пора было! Раньше надо было «Аврору» вызвать, чтоб навести наконец в Москве порядок!

Торчащие из своих деревянных озвученных гнезд в амфитеатре депутаты издавали неразличимый ропот в тональности бунта. Бревноподобные складки на затылке лысого бровастого коммуниста наливались кумачом знамени.

Спикер безуспешно пытался придать своему голосу стук молотка:

— Владимир Вольфович! Я требую вашего воздержания от подобных заявлений!

— Воздержания вы требуйте от своей жены, когда летаете полгода по всему миру за казенный счет! Да, я говорю: правильно! разнести этот город в хлам! Чего здесь хорошего? Дети погибнут? — нация оздоровится! Дебилы нам не нужны! А столицу перенести в Петербург!

— Отключите микрофон! Вы слышите? — отключите микрофон!

— Всей команде — Героев России! И собирайте чемоданы — когда здесь начнут рваться снаряды — ваше воровство кончится!

— Я объявляю перерыв заседания! Уберите журналистов из зала! Я сказал — уберите телевидение!

После чего на экране возникла дикторша и с явным сожалением сообщила:

— На этом репортаж был прерван. Продолжение этих событий вы увидите в нашем следующем выпуске.

Кают-компания загалдела, засмеялась облегченно, зааплодировала. Сладко потягивались: процесс пошел.

Через полчаса врубились новости НТВ:

— Находящийся на плановом профилактическом обследовании в центральной клинической больнице президент Борис Ельцин подписал сегодня утром новый указ.

Возник очередной пресс-секретарь президента, состоящий из лысины, щетины и ушей. Он принадлежал к числу тех людей, которые производят впечатление абсолютной лживости еще до того, как откроют рот.

— Борис Николаевич Ельцин два часа назад подписал указ, в котором говорится, что распространяющиеся в последнее время слухи о политическом кризисе в стране есть злонамеренная клевета. Здоровье президента позволяет ему полностью выполнять все его функции. Основное содержание указа касается перемещения в Москву из Санкт-Петербурга, как в столицу, крейсера «Аврора». Этот шаг имеет чисто политическое значение, как дальнейший этап в развитии преемственности лучших традиций российской истории и — и яркая демонстрация крепнущего единства возрождающейся армии, флота и всего российского народа. Этим указом вносится полная ясность в вопрос, что все происшедшее выполнено в полном и четком соответствии с волей и решением президента Российской Федерации.

На канале РТР сам президент, в пуловере и рубашке с мягким воротом, громоздко поместился в узком ампирном креслице между мозаичным столиком и карликовым японским лимонным деревцем; менее всего этот интерьер вязался с представлением о больнице и, если говорить о лечении, напоминал суперэлитный дом хроников.