Ноль часов - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Веллер cтр.№ 26

Реакция Ольховского была достойна Александра. Он кликнул вахтенного и приказал играть спуск флага. Вахтенный с искаженным лицом отправился командовать «построение». А Ольховский пригласил синдбада на палубу, где перед строем команды и объяснил через переводчика, что на кораблях Российского флота ночь наступает тогда, когда спущен флаг, а флаг спускается тогда, когда постановлено командованием и обычаем.

Интереснее всего было в этот момент смотреть на нашего адмирала. Он тяжело дышал, и при напряжении желваков у него шевелились уши. Он пытался понять, похвален ли поступок Ольховского как изящный дипломатический ход, или заслуживает товарищеского расстрела как святотатство. Но хотелось мира и выпивки, и сомнение было решено в пользу командира.

Флаг был спущен. Горнист исполнил «захождение». Команда дергала лицами от восторга.

Строго говоря, команды не было. Четыре офицера, два мичмана, кок и вестовой, изо всех сил компенсируя свою малочисленность торжественной истуканностью стойки, могли сойти разве что за ассистентов при знамени. Но, захваченные ситуацией, гости не поинтересовались, к облегчению Ольховского, где же, собственно, матросы.

— Вот и ночь! — объявил Ольховский, узурпируя функции Творца.

Видимо, арабу нравился его визит, потому что он согласился выпить. Ольховский же щелкнул пальцами лейтенанту Беспятых и велел приготовиться переводить, бо переводчик скоро выйдет из строя.

Управленцев с переводчиком споили жестко и безжалостно.

Ольховский приступил.

— Вестовой! — громко скомандовал он. Вестовой при полном параде, ждавший за дверью, грянул строевым, поставил на стол коробку и четко удалился.

Под официальные аплодисменты собравшихся Ольховский принялся одаривать синдбада сувенирами, собранными с корабля: лента с надписью «Аврора», значок «За дальний поход», гюйс, матросский ремень с надраенной бляхой и — фуражка в белом чехле. В заключение были значительно вручены погоны с двумя просветами, оснащенные во всю ширину головными кокардами с золотыми листьями и звездами: это тянуло на знаки различия примерно адмирал-фельдмаршала, соответствуя важности задачи и самолюбию востока.

Синдбад установил фуражку на арафатку и отдал честь. Даже подвергнутые алкогольному наркозу трое наших не портили церемонии, придавая ей национальный колорит.

— Лейтенант! — возвысил голос Ольховский.

По этой команде вошел Беспятых, стуча каблуками, как метроном. В белых перчатках он сжимал перед грудью кортик. Типовой кортик был куплен за это время на сувенирном лотке у Петропавловки.

Ольховский строго выпрямился, двумя руками прижал кортик к груди (это совмещение восточного этикета с морским обрядом оказалось довольно неудобно) и через стол протянул арабу, как рыцарский меч.

— Господа офицеры — встать! Юра — переводи! Имея честь — торжественно принимать — господина главнокомандующего военно-морскими силами… блядь, как его страна называется?.. ладно, обойдемся… дальше: данной мне на борту властью — от имени — Верховного Главнокомандования…

— Товарищ командир, это уже как-то по-сталински — Верховное Главнокомандование, — тихо поправил Беспятых, выстраивая в голове свои английские слова.

— Насрать, хуже не будет. Переводи как можешь, но покруче. Дальше: я торжественно посвящаю его в офицеры Российского… славного, не забудь, — Военно-Морского флота. Ура!

Араб обнажил кортик и поцеловал лезвие. Ольховский ощутил неловкость, словно обманывал ребенка. Конечно, спьяну и не то поцелуешь… «Ни хрена, — подумал он, — если я аллах акбар, так и ты целуй. Как это у дипломатов? — симметричные меры».

— Старший лейтенант! — выкликнул он, повышая чины в соответствии с наращиванием событий до кульминации.

Следующим и последним промаршировал доктор. В руках он имел белую коробочку из-под антигеморройных свечей. Белых перчаток этот идиот не нашел, и надел медицинские резиновые.

Ольховский раскрыл коробочку, как ларец Али-Бабы, и произвел кощунственную процедуру награждения араба орденом Красной Звезды. Орден был куплен на том же лотке, что кортик; доктор успел отчистить его до новизны нашатырем и зубной пастой.

Орден прикрепили к мундиру. Выпить за это полагалось до дна и стоя. Трудно было не столько пить, сколько стоять.

И тогда Ольховский произнес речь. Суть сводилась к тому, что команда братского крейсера «Аврора» просит братского командующего военно-морскими и вообще всеми братскими силами Зимбабве или Иордана, или как там эта кочка на теплом берегу называется, одолжить «Авроре» до Нового года десять тысяч долларов.

— Транш, — убедительно произнес Ольховский. — Кредит. Ленд-лиз.

Люди востока выдержанны. Бек-паша ничем не нарушил достойное выражение лица. Он произнес ответную речь. Беспятых вылавливал блоки «дружба между, нашими народами», «путь к прогрессу», «военно-морские силы» и обстраивал соединительными словами, переводя. Талант синхрониста в находчивости.

— Эту всю муть пропускай, — обидно пренебрег Ольховский. — Он про деньги сказал?

— Никак нет…

— Дрянь!

Оставался последний резерв — третье лотошное приобретение.

— Подавись, сука, — сказал Ольховский. — Стой! это не переводи. — Он снял с руки новенькие «Командирские» и вложил в руку арабу. — А это лично от меня, скажи так, чтоб он понял. И если он ничем не ответит, то следующего араба я скину за борт с гирей на шее, предварительно заставив сожрать швабру. Стой!!! это не переводи.

Но арабский главвоенмор не был неблагодарной скотиной. Он через стол потянулся обнять Ольховского, трижды приложился щекой, снял с запястья свои часы и подарил ответно.

Сердце Ольховского упало. Он все пытался определить навороченный «Ролекс» или хотя бы «Омегу», возможно в золоте с брильянтами. Они как раз тянули бы штук на десять, а может и пятьдесят, учитывая класс владельца.

Это же был некий «Shopard» в обычном металлическом корпусе, и всей радости, что «Swiss made».

Ольховский почернел и свернул процедуру.

Когда высокопоставленного поганца сводили к лимузину, а русскую часть свиты укладывали в «волгу», из ясных сумерек появился свитский араб, который, оказывается, незаметно исчез с банкета. Он передал хозяину конверт, а тот дружески и небрежно вручил его Ольховскому.

— Он говорит: «Пожалуйста, это пустяки, очень рад», — перевел Беспятых.

В конверте была десятитысячная пачка зеленых. Синдбад правильно понимал трудности русских с чеками и кредитками, и учел пристрастие к наличным.

— Аллах-то, похоже, действительно акбар! — с энтузиазмом воскликнул Ольховский и взял под козырек отъезжающему лимузину.

— Воистину акбар, — согласился Беспятых.

Часы были сданы в ювелирке еще за двенадцать штук. Фирма оказалась известной, а корпус — платиновым. Напарили при этом Ольховского процентов на триста, но он этого не знал, и радость была большой и неомраченной.