Товарищ Гитлер. Повесить Черчилля! - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 64

Новое «старое» польское правительство после сделанных немцами уступок сквозь зубы одобрило границу, но деваться им было некуда. Еще бы — главная надежда на Англию стаяла как дым после успешного проведения «Зеелеве». А свое полунезависимое государство, пусть с немного обрезанными границами на западе и потерянным Поморьем, всяко лучше жесткого оккупационного режима, тем более что в виде одной из уступок фон Нейрат гарантировал Польше возможность начать формирование с января следующего года собственную армию из десяти дивизий.

Вроде договоренности были достигнуты, и фон Нейрат был готов подписать соглашение, как поляки, прочувствовав, что от задницы отлегло, выдвинули заведомо неприемлемое предложение — гарантировать старую восточную границу Польши. Нашли время, как раз к его визиту в Москву, дабы вбить одним махом клин между Германией и Советским Союзом. Пришлось заехать по пути в Варшаву…

— Я их сделал!

Теперь Андрей показал неприличный русский жест, согнув руку. С нескрываемым злорадством вспомнив, как вытянулись лица поляков, когда он раздраженно бросил, что теперь у них есть два выбора — или немедленно подписать договоренности, или Германия удовольствуется границами 1914 года, вернув СССР царское наследие.

Товарищ Сталин живо припомнит, как польские уланы поили своих лошадей из Днепра и маршировали по Киеву. Припомнит заодно и оккупацию ляхами Минска, и «чудо на Висле», и те многие тысячи пленных красноармейцев, что были умучены в польских концлагерях.

Как он и рассчитывал, лютая вековая русофобия панов оказалась гораздо слабее исторической неприязни к немцам, и вопрос о будущих восточных границах забыли сразу же.

— Мой фюрер! Русская граница!

Поезд грохотал по мосту через Буг, не очень широкую реку, даже узкую. И стоило миновать последнюю ферму, как Андрей увидел подтянутые и застывшие фигурки солдат в знакомых с детства зеленых фуражках с красными звездами…

Брюссель

— Вот и закончилась для меня еще одна война…

Майер задумчиво посмотрел в прозрачное, хорошо вымытое окно вагона на чистый перрон, по которому важно расхаживали бельгийские полицейские в черных шинелях. Будто не их победили в недавней войне, а они, а потому и хозяева. Однако вели себя бельгийцы предельно вежливо, и это было легко объяснимо. Время от времени бравые полицейские опасливо косились на угрюмых германских фельджандармов, что охраняли порядок вместе с ними.

— И началась новая… Все вернулось на круги своя.

Этими словами майор Майер как бы подвел черту под своим участием в успешной Английской кампании. Он начал эту войну командиром разведывательной роты и снова получил ее в свое распоряжение, совсем недолго покомандовав батальоном, временно замещая вакантную должность.

Такова судьба — назначили на его место офицера вермахта, потому что с командных и особенно со штабных должностей в бывших частях «ваффен СС» начали убирать тех, кто не имел должной военной подготовки и опыта. Но случались и исключения, а именно потому Майеру было особенно обидно — ведь он прошел три кампании от начала и до конца, получив за проявленную храбрость обе степени Железного креста и два «венка» в серебре. Но ему все же предпочли армейского подполковника, потому что тот оказался старше по чину.

Кому не обидно станет от такого решения!

«Лейб-штандарт Адольф Гитлер», как многие другие части и соединения вермахта, спешно выводили из Англии, оставляя в особо оговоренных портах только охранные части — оккупация на эту страну не распространялась после заключения перемирия с новым Британским правительством. Но солдат вместо заслуженного отдыха погрузили в Дюнкерке в вагоны и уже в дороге зачитали приказ.

Ливия так Ливия!

Новый край поневоле поманил немецких солдат, как в читанной еще до войны Майером тонкой брошюре, в которой красочно описывалась деятельность французского Иностранного легиона. Там прямо говорилось — «если хочешь бесплатно повидать мир, то записывайся легионером». Теперь и его самого ждет эта горячая страна, покрытая песками…

Москва

— За полвека ничего не изменилось, а может, и века прошли, — задумчиво пробормотал Андрей, припоминая увиденную из окна вагона российскую глубинку.

Путь от Бреста до Минска занял всю ночь, включая и то время, что ушло на торжественную встречу в столице Белоруссии, где Родионов познакомился с известным ему по роману Стаднюка командующим округом генералом Павловым, крепким сорокалетним мужиком с тщательно выбритой головой и резкими чертами лица, словно вырубленными топором.

Почти час ушел на различные славословия и торжественный обед, устроенный в честь прибытия рейхсканцлера Германии. Затем проводы, ничем не уступавшие варшавским, — но без заискивания, что ему понравилось. Местные коммунисты явно знали себе цену и плевать с колокольни хотели на любого правителя, если только он не скрывался за скромной должностью секретаря ЦК ВКП(б) с короткой, но грозной фамилией.

Утром поезд снова тронулся, и перед окном нескончаемой вереницей стали проплывать белорусские веси и села российской глубинки. Асфальта нигде не было — обычные грунтовки, утопающие в грязи, абсолютно непригодные в непогоду для любого транспорта, за исключением тракторов.

Дыхание зимы чувствовалось, за ночь подмораживало, но днем все превращалось в слякоть и грязь.

Судя по столбам, в большинство сел было проведено электричество, но многие остались без этого главного признака коммунизма. Да и строения мало претерпели изменений от смены власти, особенно заборы — покосившиеся, так и норовящие поскорее упасть.

Селяне, одетые отнюдь не в спортивные костюмы или рабочие робы, а в лучшем случае в обычные ватники, грязные и порванные, угрюмо взирали на проносящийся мимо их поезд да косились на замершие вдоль дороги фигурки бойцов конвойных войск, что несли охрану пути на всем его протяжении через каждые полкилометра.

Это были не фильмы эпохи становления «искусства социалистического реализма», которые он смотрел в свое время в Берлине под язвительные комментарии Геббельса.

Родионов только прикусывал от огорчения нижнюю губу — если такая жизнь считается нормальной вдоль главного железнодорожного пути, то какова же она в самой настоящей глубинке, кондовом российском Нечерноземье. У него даже возникло ощущение, что столетия совершенно не властны над Россией, где жизнь словно застыла со времен царя Гороха.

С нынешней Германией сорокового года, где все мало-мальские дороги забетонированы, где везде проведено электричество, а потому вовсю используется бытовая техника, без куч навоза и мусора, можно и не сравнивать. И не только эти села, но даже и те, что будут через полвека. Да, будет электричество, многие дороги заасфальтируют, пусть и безобразно, — но люди, дома и несчастные заборы с плетнями останутся теми же.

Время не властно над русским менталитетом, или просто власть всегда была здесь такая, все требовала для себя и ничего не давала взамен: что помещики, одуревшие от вседозволенности крепостных времен, что партийное начальство, идущее по тому же прискорбному пути. Ведь несчастные колхозники лишь при Хрущеве получили паспорта, а до того считались прикрепленными к земле, новыми «крепостными», без права на отъезд.