Мастер и Афродита - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Анисимов

Русскому живописцу Валентину Ивановичу Полякову посвящается

– Ща зашибу! Не погляжу, что отец! Лариса, мать твою, куда подевалась?! Как жрать, так все тут…

С грохотом отворив ногой облезлую, крашенную когда-то голубой краской калитку, Шура втащила во двор отца Гришку – тощего мужика в одном сапоге.

Сама Шура в линялом халате и рваных шлепанцах, разметав медного цвета гриву, зло вертелась по сторонам, но никого не увидела. Младшая сестра Лариса вылетела из кухни в одной комбинации, заматывая полотенцем мокрые волосы, и запричитала:

– Господи, месяц ведь не пил! Горюшко…

Вдвоем девушки пристроили мужика на скамейку.

– Скотина! Мать пьянством загубил, за нас принялся?! На-ка, выкуси! – Шура ткнула в нос отцу выразительный кукиш и оглядела сестру. – А ты почему днем в исподнем? Голову намыла?! Опять на танцульки?! Только принеси мне в подоле ублюдка, утоплю вместе с ним! Нашла где задницей вертеть!

В нашей дыре только ухажеров и искать!

– Шур, у нас там чего-нибудь не найдется? А? – икнув, спросил Гриша жалобным голосом.

Шура сорвала с головы сестры мокрое полотенце и сильно ударила отца по лицу:

– Нашлось! Вот и еще нашлось! И еще…

Лариса попробовала заступиться, но тоже получила. В соседней хате вместе со ставнями распахнулось оконце, и курносая круглолицая бабка Глафира, набрав воздуха, пискнула на все Матюхино:

– Караул! Девки родного отца убивають!!! Он вас кормил! Он вас поил!..

Шура резко обернулась:

– А ты, старая сука, чего лезешь в чужой двор?!

– Раскрыла пасть поганую, девушка называется!

Кто тебя, такую гадину, замуж возьмет? – сообщила Глафира тонким голосом.

Шура метнулась в сарай, гремя ведрами и распугивая кудахтающих кур, выскочила во двор с двуствольным охотничьим ружьем:

– Поговори мне, ведьма! Ща пристрелю!

Глафира быстро захлопнула оконце, засеменила в глубь горницы, вздохнув, перекрестилась на образа и присела на диван. На диване, застеленном вышитым, поблекшим от времени и стирок покрывалом, Глафира иногда сидела и слушала радио. Из черной дребезжащей тарелки узнавала она новости об успехах социализма и происках вредных капиталистов, живущих мечтой загубить рабоче-крестьянский союз. Иногда, притомившись, дремала под голос диктора. Ночевала Глафира в каморке, пристроенной к кухне. Горницу содержала в музейной чистоте. На двуспальную кровать с никелированными шишечками не ложилась с тех пор, как в последний год войны почтальониха Никитина подала ей страшный треугольник. Оставшись вдовой с двумя малыми детьми на руках, Глафира не успела опомниться, как стала старухой. Затыкая голодные рты сыновей, добывая тяжким бабьим трудом самое необходимое, она не заметила собственную жизнь…

Сосед Гриша вырос при ней. Глафира про себя отмечала, как из долговязого подростка сложился ладный парень. Уже взрослой бабой, истосковавшейся по мужику, подглядывала, затаившись на крыльце, как на рассвете умывался Гришка студеной водой. Любовалась, как гуляли мускулы парня под драным полотенцем. Гришка жил и не догадывался, что был маленькой бабьей слабостью своей соседки. Приди ему в голову постучаться вечером к вдове, Глафира не задумываясь открыла бы дверь. Но для Гришки Глафира была просто теткой. В молодости он с охотой чинил ей забор и косил при усадьбе траву. За это получал лафитник самогону и кусок пирога. Нормальные соседские дела. Пришел срок, и Гришка женился. Глафиру пригласили на свадьбу. Все как у людей – отслужил армию, вернулся, женился… Невеста, бессловесная конопатая Наталья, сидела в фате и тихо улыбалась.

Той же улыбкой, только с жалобными морщинками по углам губ, встречала она пьяного Гришку и принимала от него побои. Незаметно и тихо родила Шурку, а потом Ларису. Девки пошли не в отца и не в мать.

Шурка росла заносчивой и своенравной. Наивной телкой казалась рядом с пей младшая Лариса. Безвольная Наталья власти над дочерьми не имела. Гришка в трезвости на дочек внимания не обращал, а по пьянке иногда лупил, иногда приносил гостинцы. Умирала Наталья с той же тихой бессловесной улыбкой, так же незаметно, как жила.

На похоронах Глафира заметила, как Шурка подошла к отцу, захмелевшему еще до начала поминок, и, посмотрев на батю ненавидящим взглядом, сказала ему: «Сволочь ты, отец!» В сухих глазах Шурки, кроме ненависти, ничего не было. Глафира жалела Гришу. Черствая Шурка внушала ей неприязнь.

Гришка все чаще стал напиваться. В последние годы ему хватало пятидесяти граммов, чтобы захмелеть. «А кто из мужиков не пьет?» – думала Глафира. Она уставилась на стенку, где из деревянной, засиженной мухами рамки смотрел на нее улыбчивый моряк, ее Витенька.

С мужем Глафира успела прожить только два года. Потом война. Наверное, и ее Витенька тоже, если б довелось ему вернуться живым, пил бы водку. Мужики и раньше пили. Пили и дрались кольями. Случалось, и зашибали один другого. Но пили по праздникам. Праздников бабы ждали со страхом. Как пройдет? Кто подерется, кого забьют? В будни мужики не пили, работали. Представить себе, чтобы кормилец с утра в рабочий день слонялся возле магазина, чтобы выпросить бормотуху, Глафира в те годы не могла.

А теперь такое в порядке вещей. И ее сосед Гриша как все. "А сладкая ли у него жизнь? – думала Глафира. – Что он хорошего видел? Вот в Монголии побывал, служа в армии. Рассказывал, как часть их в предгорье стояла. Офицеры играли в карты и пили открыто. Солдаты – потихоньку. Вот и вся житейская наука. А вернулся – заработок еле-еле на прокорм.

Дом пустой". Глафира тягостно вздохнула и побрела во двор.

На ругань соседей пронзительно и монотонно лаяла ее Кутька, маленькая кривоногая сучка с вечно слезящимися глазами. Кутьку Глафире принесли щенком, и она привязала ее тяжелой цепью к будке.

Глафира думала, что Кутька вырастет в крупную собаку, но та расти не стала. И теперь маленькая пятилетняя Кутька, изведавшая мировое пространство во всю длину своей цепи, монотонным лаем поддерживала соседский скандал.

Глафира переобулась в резиновые опорки, оставшиеся после обрезки резиновых сапог, взяла вилы и побрела на огород разбрасывать навоз.

За соседским забором обиженно сопел пьяный Гришка. Всхлипывала Лариса. Кудахтали куры.

Обычный воскресный день в деревне Матюхино.

Шурка свою деревню ненавидела, она собиралась искать жениха в городе. Шура считала себя красивой, и основания у нее имелись. Теперь, когда она бегала по двору в грязном халате и рваных шлепанцах, это было не очень заметно. Но если ее помыть, причесать и приодеть, девушка становилась неузнаваемой. Она умела втискивать свои крупные ступни в «туфельки» тридцать девятого размера и бойко ходить на каблуках, Бойкость далась тяжелыми и долгими тренировками. Ноги у Шуры были длинные, коленки не торчали. Парни оглядывались. Сам директор – Николай Лукьянович Клыков танцевал с ней на Восьмое марта. А Николай Лукьянович толк в женщинах знал.