Белая акула - читать онлайн книгу. Автор: Питер Бенчли cтр.№ 49

Он помахал ей, хотя был уверен, что девочка не увидит его сквозь тучу парусных лодок, заполонивших бухту, украшенных флагами, флажками и вымпелами в честь Благословения флота. Даже промысловые лодки – темные, запятнанные ржавчиной бегемоты, перегруженные сетями, выносными площадками, куполами радаров и огромными барабанами лебедок, – выбросили вымпелы всех цветов радуги в качестве праздничного убранства, словно желая один день в году прожить в соответствии со своими до нелепости изысканными именами: «Мисс Юлия», «Мисс Дейзи», «Мисс Уэнди».

Макс хотел бы выжать газ до упора и пронестись между лодками, но не сделал этого, потому что знал: вокруг рыщет морская полиция, а меньше всего ему был сейчас нужен штраф за превышение скорости. У него не было удостоверения штата Коннектикут на право управлять лодкой, он не мог еще по возрасту ходить на моторном судне в одиночку, и даже если полицейские ограничатся предупреждением, известие об этом наверняка достигнет отца, у которого не останется выбора, и он будет вынужден списать Макса как судоводителя на берег.

Поэтому он заставил себя медленно тащиться через бухту, проверяя всякий раз, когда оказывался на открытом месте, не ушла ли Элизабет, дожидается ли его, не отправилась ли смотреть Благословение одна.

И всякий раз Макс видел, что девочка ждет. Не читает книгу, не смотрит на часы, не прогуливается. Просто ждет, как и обещала.

Когда Макс миновал последнюю из больших лодок в сотне ярдов от причала и начал пробираться через заякоренные «блюджеи» яхт-клуба, он снова помахал ей. Теперь Элизабет увидела его, подняла руку и улыбнулась.

Макса смущали чувства, теснящиеся в нем. Он знал девочек всю жизнь, ежедневно сталкивался с ними, начиная с детского сада. Он ходил с ними на вечеринки и в кино, хотя всегда в компании с другими мальчиками. Девчонки есть и среди его друзей.

Но особой подружки у него никогда не было. Макс никогда не страдал от боли ревности или страсти. Он никогда не целовался с девочкой и, хотя видел множество поцелуев на экране, а также фантазировал об этом и о большем, не был уверен, что знает, как с этим справиться. Поцелуи в кино казались легкими и приятными, однако соответствующие киноперсонажи были постарше двенадцати лет.

Макс даже не ощущал уверенности в том, что его чувства к Элизабет можно считать любовью. Он только знал: они отличаются от того, что он когда-либо испытывал по отношению к любой другой девочке, а Элизабет не похожа ни на одну из его знакомых.

Хорошенькая, даже красивая, она вела себя так, словно не знает об этом, – во всяком случае, не пользовалась этим знанием как оружием, в отличие от того, что делали другие. Она была умна, прочитала в десять раз больше книг, чем Макс, в том числе много взрослых книжек, но никогда не хвасталась этим. Она была замкнута, но не той замкнутостью отшельника, которая происходит от самоуверенности или стыда перед чем-то; скорее это была замкнутость безмятежная и нетребовательная, будто Элизабет для счастья хватало ее самой.

Может быть, здесь существовала какая-то связь с ее глухотой – наверняка такой существенный физический недостаток, как глухота, определяющим образом влияет на человеческую жизнь. Но Макс недостаточно знал о глухоте, чтобы размышлять о ее воздействии на личность.

Элизабет всегда радовалась ему, и Макс обнаружил: без нее он чувствует какую-то пустоту. Вот почему он пришел к выводу, что, возможно, это и есть начало всяких любовных дел. Подобная перспектива встревожила мальчика, она означала, что придет время, когда ему предстоит поцеловать Элизабет – или, по крайней мере, попытаться, – ведь именно так поступают влюбленные.

Возможная любовь еще и пугала его, поскольку он не доверял собственному восприятию. Он уже переживал эмоциональную перегрузку: мифы, созданные им вокруг отца, продолжали рассыпаться, ежедневно вытесняемые новой реальностью. Само по себе это не было плохо, правда об отце не уступала фантазиям Макса, просто все становилось совершенно новым.

Мальчик никогда не сомневался в официальных обстоятельствах развода родителей, но только недавно осознал тот факт, что его проживание с матерью все эти годы подразумевало недоверие к его отцу. Почему он никогда не жил с отцом? Неужели деньги, частные школы, уроки тенниса и загородные имения и впрямь нужней ему, чем сандвичи с ореховым джемом, нужней, чем купание с морскими львами?

Потом еще Аманда. Свои чувства к ней Макс наилучшим образом мог описать как непонятные. Она не мать ему и не пытается изобразить из себя мать, она считает его взрослым больше, чем когда-либо считала мать, и оттого он ощущает с ней большую близость, чем с собственной матерью.

Он не знал, как воспринимает Аманду его отец или Аманда – отца. Ясно только, что они нравятся друг другу, что они – друзья.

Всего этого оказалось слишком много для Макса, чтобы сразу переварить. Вот почему он задавался вопросом о своем странном и неотвязном чувстве к Элизабет.

«Может, я схожу с ума?» – думал Макс, медленно пробираясь на лодке между плавучих доков в поисках пустого причала. Может, все образуется само собой, когда он вернется на Запад.

С другой стороны, он не был уверен, что хочет возвращаться на Запад.

Макс нашел пустой причал, заглушил мотор и бросил Элизабет фалинь.

– Привет, – сказала она с широкой улыбкой.

– Привет.

Макс наклонился назад, поднял мотор, чтобы извлечь винт из воды, и закрепил мотор в гнезде.

– Привет, – повторила девочка. Она произнесла это слово с намеренной настойчивостью. – Привет.

Только теперь до него дошло: она говорила с ним, говорила громко, на открытом воздухе, где ее мог услышать любой.

– Эй! – воскликнул он, улыбаясь и повернувшись лицом к девочке, произнося звуки отчетливо, чтобы она могла читать по губам. – Это ты здорово. Звучит просто замечательно.

При первой встрече она совсем не говорила, хотя у Макса осталось мистическое чувство, что какая-то связь все-таки осуществилась. А когда он снова нашел Элизабет, увидев портрет в газете, она писала записки в блокноте, который носила в кармане, шариковой ручкой, свисавшей на цепочке с шеи. Макса она научила самым примитивным жестам азбуки немых. После того как они познакомились ближе, девочка призналась, что стесняется говорить. Поскольку она не слышала собственных слов, то не знала, как они звучат для других, – а по лицам людей определила, что звучат они странно.

Теперь иногда казалось, Элизабет знает, что думает Макс, прежде чем он произносил хоть слово. Когда он спросил об этом, девочка отмахнулась: простой навык, ничего особенного, он развивается на протяжении многих лет с тех пор, как она оглохла после той странной лихорадки. Элизабет сравнила этот навык с собачьей способностью слышать звуки, неслышные людям, и повторила слова, сказанные ей врачом: когда человек теряет одно из основных чувств, например слух, другие часто обостряются. Причем этот навык срабатывает не всегда и далеко не со всеми.