— Сворачивай влево, — крикнул Нестор, — там впереди идут
полицейские автомобили.
Клычков послушно начал поворачивать руль. Только теперь Лона
заметила впереди сидевшего Дронго.
— Это ты все придумал? — крикнула она ему.
— Да, — задыхаясь, ответил Дронго, — так романтичнее.
Его все-таки скрутило и начало рвать прямо в машине.
Сидевший на месте водителя Клык покачал головой.
— Напрасно ты мне отдал свой противогаз, — сказал он.
— Ничего, — сумел прохрипеть Дронго, — но там не было
Рябого.
— Нам нужно пересесть на другие автомобили, — предложил
Клык, — иначе они нас догонят.
— Не сейчас, еще рано, — возразил Дронго, — доедете до
станции техобслуживания и пересаживайтесь вместе с Катей и Нестором в «Форд», а
мы поменяем джип. Когда двое женщин, больше доверия.
— Вы уезжайте на «Форде», а я сам поменяю машину, — возразил
Клык, — они ведь взяты по моей кредитной карточке.
— Да, конечно, — согласился Дронго, — встретимся в
Цинциннати.
Через двадцать минут они были на станции. Еще через пять минут
«Форд» с сидевшей за рулем Барбарой уносил ее, Лону и Дронго в сторону
Пенсильвании. На заднем сиденье был труп Цапли. Они похоронили его через четыре
часа дороги, найдя достаточно тихое место. Копать пришлось всем троим, и
труднее всего было Дронго, который чувствовал себя очень плохо после того, как
наглотался газов.
В одном из тихих мотелей они остановились, сняв себе один
большой двухкомнатный номер. Дронго едва дотащился до номера, настолько плохо
он себя чувствовал. Когда он упал на кровать, Лона даже улыбнулась Барбаре:
— Кажется, все в порядке.
Но именно в этот момент Дронго свалился с кровати, и обе
молодые женщины закричали почти одновременно. Кровать была в крови.
Они бросились осматривать тело Дронго. Вскоре они убедились,
что никаких серьезных ран у него на теле нет. Просто автоматной очередью ему
чуть поранило мякоть левой руки, а кровь на одежде была и от убитого Цапли.
Женщины с трудом раздели Дронго. Он был почти без сознания, сказывались
напряжение дня и долгое пребывание без противогаза в комнате со слезоточивым
газом.
Они сумели разрезать ему всю одежду и на руках отнесли его в
ванную. Обратно им пришлось почти волочить его. Две хрупкие женщины не могли
справиться с огромным, тяжело повисшим мужчиной. Потом его положили на большую
двуспальную кровать. Барбара пошла ночевать на диване в другой комнате. Лона,
осторожно отодвинув спящего, легла рядом с ним.
Утром он открыл глаза, чувствуя, как за ним наблюдают. Почти
рядом лежала Лона. Она смотрела ему в глаза.
— Доброе утро, — неуверенно произнес Дронго.
Она молчала.
— Что-нибудь случилось? — забеспокоился он. — Как я сюда
попал, что я здесь делаю?
Она по-прежнему смотрела на него своими большими чуть
раскосыми глазами. Белки ее глаз, казалось, не сулили ничего хорошего.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Вместо ответа он хотел ее поцеловать, но она отодвинулась.
Показала на соседнюю комнату. Там на диване спала Барбара.
— Уже лучше, — наконец вспомнил он все события предыдущего
дня, — просто я вчера наглотался этих газов. Я плохо себя вел?
— Терпимо, — ответила Лона, по-прежнему не отводя своих
глаз. Это начало его беспокоить.
— Почему ты так смотришь?
— Ты знаешь, что с нами было? — спросила Лона.
— Вас захватили и держали в доме в качестве заложниц.
Конечно, знаю. А теперь мы вас освободили.
— Нет, — тихо сказала она, — не так.
— Не понимаю?
— В той комнате спит Барбара. Ты знаешь, сколько ей лет? Она
намного моложе меня.
— Мне пойти туда? — разозлился он.
— Не шути, — тихо попросила женщина, — после того, что
случилось, Барбара боится оставаться одна.
— Что произошло? — серьезно спросил нахмурившийся Дронго.
— Они знали, что я твоя девушка, а Катя подруга твоего
друга. И нас по приказу какого-то большого босса не трогали. Но вот Барбара
была ничьей подругой.
— Да, — холодея, сказал он.
— Ее изнасиловали, — она произнесла это почти по слогам,
смотря в глаза Дронго, словно он был виновен в случившемся. Она молчала. Бывают
минуты, когда ничего невозможно сказать ни в оправдание, ни в утешение.
— Мне очень жаль, — наконец выдавил он.
— Виновата только я. — Она лежала, и от этого ее красивое
лицо как-то вытягивалось, превращаясь в чужую и злую маску.
— Мне действительно очень жаль, — виновато сказал он.
— Сегодня мы уедем в Сиэтл, — сказала она, словно нанося ему
пощечину, — нам лучше больше не видеться. Ты приносишь одни несчастья.
— Я невезучий человек, — усмехнулся он. Горько усмехнулся.
— От этого Барбаре не легче. Это моя вина, и я буду с ней
все время, — тихо сказала Лона.
— Я ничем не могу помочь?
— Ничем. Одно твое присутствие будет вызывать у нее
воспоминания об этих кошмарных двух днях.
— Понимаю.
— Неужели без этого никак нельзя было обойтись?
— Может, и нельзя.
— Тебе лучше вообще больше не приезжать в Америку, —
безжалостно сказала Лона, поднимаясь с постели. Она спала прямо в одежде.
— Это твои последние слова?
— Да. — Она прошла в ванную.
Он остался лежать на кровати. Через две минуты она позвала
его. Очень тихо, но он услышал. Осторожно поднявшись, он прошел в ванную,
закрыл дверь, и они застыли в страстном поцелуе.
— Мы видимся с тобой последний раз, — твердо сообщила Лона,
чуть отдышавшись. — Я не хочу, чтобы с моими близкими случилось еще что-нибудь.
— Ты, как всегда, права.
— Уходи, — попросила женщина.
Он взялся за ручку двери.
— Подожди, — она вдруг решительно сорвала с себя свою
темно-синюю блузку, отстегнула юбку, — иди ко мне.
Это было самое странное и самое страстное свидание в его
жизни. Они оба знали, что это последнее свидание в их жизни. Бывают моменты,
когда двое могут это прочувствовать. И они отдали друг другу все, что могли.
Отдали без остатка. Если учесть, что ни говорить, ни шуметь они не могли, то
эта сексуальная сцена стала еще более страстной и одновременно еще более
жуткой, чем они хотели.