Армия повиновалась, а сам он зажал уши и стал ждать, когда
рванет. По шнуру с фырканьем змеился рыжий огонек.
Взрыв получился на славу.
Следующий миг показался вечностью; бойцы даже приуныли, но
тут у них на глазах дверь медленно-медленно подалась.
– Ну, что я говорил! – воскликнул Том.
– Язык прикуси, – оборвал его Дуг. – Заходим.
Он широко распахнул дверь, потянув ручку на себя.
Вдруг снизу послышались чьи-то шаги.
– Кто там? – прокричали с первого этажа.
– Дьявольщина, – прошептал Том. – Зуб даю, это сторож.
– Эй, кто там? – выкрикнул тот же голос.
– Айда! – И Дуглас впереди всех ринулся в дверь.
Наконец-то они проникли в нутро часов.
Со всех сторон их обступила громоздкая, пугающая махина
Неприятеля, Счетовода Жизни и Времени. Сердцевина города, самая его суть. Дуг
явственно ощущал, как бытие всех известных ему людей безостановочно вращается
вместе с этим механизмом, барахтаясь в жирной смазке, и перемалывается острыми
зубцами и тугими пружинами. Часы шли молча. Теперь его осенило: ведь они и
прежде никогда не тикали! Никому не доводилось слышать, чтобы они вели свой
отсчет вслух; просто каждый из горожан слишком уж напряженно вслушивался – и
улавливал биение собственного сердца и мерное течение жизни в запястьях, в
груди и висках. А здесь царило холодное, металлическое безмолвие, немое
движение, которому сопутствовали только слабые шепотки стали и меди, да еще
блики и отсветы.
Дугласа затрясло.
Сейчас они были рядом: Дуг и эти часы, которые, сколько он
помнил, еженощно обращали в его сторону свой лунный лик. Великая махина грозила
протянуть к нему пружины, опутать медными кольцами и бросить в жернова
шестеренок, чтобы окропить его кровью свое бесконечное будущее, пронзить
частоколом зубцов и располосовать кожу на тонкие полосы, которые можно потом
играючи настроить на разные лады, не хуже чем в музыкальной шкатулке.
И тут, выбрав подходящий момент, часы громоподобно
откашлялись. Исполинская пружина выгнулась, будто готовясь произвести пушечный
выстрел. Дуглас и глазом моргнуть не успел, как на него обрушилось форменное
извержение.
Один! Два! Три!
Это выстреливал часовой колокол! А Дуглас превратился в
мотылька, в мышонка, угодившего в ведро, которое без устали пинают чужие
башмаки. Башня ходила ходуном, как при землетрясении, – на ногах не устоишь.
Четыре! Пять! Шесть!
Покачиваясь, он зажимал уши ладонями, чтобы не лопнули
барабанные перепонки.
Вновь и вновь – семь! восемь!– в воздухе грохотали раскаты.
Пораженный, он прислонился к стене и зажмурился; с каждой штормовой волной у
него обмирало сердце.
– Шевелитесь! – вскричал Дуглас. – Петарды сюда!
– Смерть железным гадам! – провозгласил Том.
– Это мне положено говорить, – осадил его Дуг. – Прикончить
часы!
Чиркнули спички, вспыхнули запалы, и петарды полетели в
механическую утробу.
За этим последовал дикий топот и гвалт: мальчишки уносили
ноги.
Они запрыгивали на подоконник четвертого этажа и чуть не
кубарем летели вниз по перекладинам пожарной лестницы; когда все уже были на
земле, в башне прогремели два взрыва, сопровождаемые оглушительным лязгом
металла. А часы все били раз за разом, без остановки – они цеплялись за жизнь.
Вровень с ними кружили голуби, точно клочки бумаги, пущенные по ветру с крыши.
Бом! Небеса раскалывались от громоподобных ударов. Рикошет, скрежет, последняя
отчаянная судорога стрелок. А потом:
Тишина.
Оказавшись у подножия пожарной лестницы, мальчишки задрали
головы и уставились на мертвую махину. Никакого тиканья – ни придуманного, ни
всамделишного, ни тебе птичьего щебета, ни урчания двигателей – только легкие
выдохи спящих домов.
С минуты на минуту глазеющая вверх армия ожидала услышать
предсмертные стоны круглолицего циферблата, искореженных стрелок, цифр и
внутренностей, а вслед за тем, все ближе и ближе, скользящий скрежет медных
кишок и железных метеоритных дождей, которые обрушатся на газон, чтобы
придавить неприятеля рокочущей лавиной минут, часов, лет и вечностей.
Но нет: только тишина да еще эти часы, безгласные и
недвижимые, которые обезумевшим привидением белели в вышине, опустив никчемные
мертвые руки-стрелки. Тишина, и опять долгая тишина; но в домах уже вспыхивали
огни, по всей округе перемигивались яркие лучики, а горожане выползали на
открытые веранды и вглядывались в темнеющее небо.
Весь в испарине, Дуглас по-прежнему смотрел вверх и собирался
что-то сказать, когда тишину прорезал вопль.
– Я это сделал! – кричал Том.
– Том! – не выдержал Дуг. – Мы! Мы, все вместе. Вот только
разобраться бы: что мы сделали?
– Смываться надо, – сказал Том, – пока нас не накрыло.
– Кто здесь командует? – рассердился Дуглас.
– Я больше не буду, – сказал Том.
– Бегом марш! – приказал Дуг.
И победоносная армия умчалась в темноту.
Глава 25
Настала полночь, а Тому все не спалось.
Дуг знал это наверняка: он слышал, как у Тома раз за разом
падали постельные принадлежности, а значит, брат ворочался и метался, но всякий
раз сгребал с пола одеяла и подушки и водружал их обратно.
Часа в два ночи Дуг спустился в ледник и принес Тому в
спальню блюдечко мороженого, чтобы легче было вызвать младшего брата на
разговор.
Том сел в постели, но к мороженому, считай, не притронулся.
Он долго смотрел, как оно тает, а потом выдавил:
– Прокололись мы, Дуг.
– И не говори, Том, – подтвердил Дуг.
– Мы-то думали: вырубим эти здоровенные часы – и стариканы,
глядишь, тоже вырубятся, не смогут больше отнимать, красть наше время. Но разве
хоть что-нибудь вырубилось?
– Нет, сэр, – сказал Дуг.
– Вот и я о том же, – продолжал Том. – Время-то движется. Ничего
не изменилось. Когда мы драпали, я специально посмотрел: ни в одном доме свет
не погас. В конце улицы топтались полицейские – они тоже не вырубились. А я
бегу и думаю: вот-вот свет вырубится или еще чего-нибудь и будет нам знак, что
дело сделано. Как же, жди! Хорошо еще, если никто из наших не покалечился.
Вспомни, как ребята ковыляли; и Уилл, и Бо, да чуть ли не все. Сегодня они не
заснут как пить дать, а если заснут, так под утро и будут потом как вареные, из
кровати не вылезут, на улицу не выйдут, рта не раскроют – прямо как я: сто лет
со мной такого не бывало, чтоб ночью сна ни в одном глазу. Даже зажмуриться
страшно. Чего делать будем, Дуг? Ты сам говорил: «Надо убить часы»; а
воскресить-то их можно, если припрет?