— Беверли, да я же тебе сказала.
— Ни хрена ты мне не сказала! Детали, детали выкладывай. Вот ты мне скажи: я когда-нибудь от тебя что-нибудь скрывала? То-то же! А должок платежом красен. Я хочу знать все — слышишь, все!
— Да чего ты привязалась? Ничего интересного там не было. И вообще, я так устала. Дай поспать, а? Потом поговорим.
— Слушай, ты хотя бы скажи: вы ведь в одной комнате ночевали?
Неловкая напряженная пауза… Шарлотта хотела бы соврать, но как именно выкручиваться и что придумать в качестве правдоподобной лжи, она, убей Бог, не представляла Да и выбора-то не было: теперь она уже понимала, что никто из сейнт-реевских жеребцов, а уж тем более Хойт Торп, не стал бы снимать отдельный номер для приглашенной им девушки. Скажи такое — да тебя на смех поднимут. Именно поэтому никто из крутых парней ни за что не пошел бы на такой шаг, порочащий их мужское достоинство. Ну на хрена тащить с собой девчонку, если ей нужен отдельный номер? В общем, пытаться провести на мякине такого стреляного воробья, как Беверли, было бы просто глупо.
Отказавшись от этой затеи, Шарлотта сказала:
— Да.
— Ну, и-и-и-и…
— Ну, и мы в этом номере не одни были.
— Ну-у-у?
— Гну. Мы там вчетвером ночевали. Больше всего это было похоже… на… на поход. Спали все вповалку, вот и все. Так что и рассказывать нечего.
— Bay! На поход похоже, говоришь? И ничего там не было? Ты у нас, конечно, скромница хренова, но кому ты мозги паришь?
— Я не говорила, что ничего не было. Но ничего особенного или существенного — это точно.
— А-а-а-а! Значит, что-то все-таки было — только несущественное?
— Слушай, думаешь, я помню? Я так напилась, что вообще вырубилась. Меня утром еле растолкали, так что я и не помню ничего.
— А-а-а, значит, девочка была в отключке. В осадок выпала. И это наша мисс Шарлотта! И кто бы только мог вообразить такое! Ты что думаешь, я вчера на свет родилась? Считаешь, я не догоняю, что ты просто отморозиться хочешь?
— Да никто никого не отмораживает. Ну, не помню я ничего. Не помню.
— Значит, не хочешь рассказывать? Ну и вредная же ты все-таки девчонка. — Беверли хихикнула. — Не хочешь поделиться со своей же собственной соседкой? Брось, Шарлотта, не будь такой стервой!
В голове и перед глазами — сплошной туман. Держаться, надо держаться.
— Не сейчас, Беверли… Я хочу поспать, и потом мне еще сегодня письменную работу доделывать. Давай я тебе в следующий раз расскажу.
Молчание. Долгая пауза. Саркастический вздох и процеживаемое сквозь зубы — в такт музыке — ругательство. Наконец:
— Знаешь что я тебе скажу, соседка? Сука ты последняя. Тошнит меня от тебя. Ты уж извини — проблеваться хочется.
Беверли исчезла. Вышла из комнаты, не хлопнув демонстративно дверью, но вполне убедительно клацнув замком. Уже по одному только этому звуку можно было понять, что она думает о Шарлотте.
Та осталась лежать с закрытыми глазами, пытаясь придумать, как отмазаться от дальнейших расспросов и чтó отвечать, если уж совсем припрут к стенке. Нужно было разработать связную схему вранья: гладкого вранья, ловкого вранья, правдоподобного вранья, ошеломляющего вранья, успокоительного вранья, наконец, вранья, отвлекающего от самых скользких тем. Эти размышления настолько захватили Шарлотту, что она и сама не заметила, как уснула.
Телефонный звонок. Почему-то темно! Она никак не могла сориентироваться. Сколько времени? За окном темно и в комнате тоже. Беверли нет. Шарлотта ничего не понимала Кто же звонит? Может, это Хойт? Он хочет извиниться! На самом деле в глубине души она прекрасно понимала, что это… это… и все-таки скатилась с кровати и дотянулась до телефона.
— Алло!
— Алло-о-о-о-о! — Голос Беттины. — Ну-у-у-у? Как все прошло?
— А, привет, — сказала Шарлотта, как ей казалось, самым ровным, безучастным, ничего не выражающим голосом.
— Что там с тобой? Будь это кто-то другой, я бы подумала, что налицо тяжелый случай отходняка после пьянки. Ну давай хоть в двух словах: весело было?
— Да. Весело.
— А по твоему голосу не скажешь.
— Я так устала.
— Да что случилось-то?
— Знаешь, мне сейчас ну просто совершенно некогда. Времени совсем в обрез, завтра надо сдавать реферат по английскому.
— Слушай, ну брось, — уже не просила, а просто умоляла Беттина. — Я из библиотеки звоню. Сама понимаешь, мне же до смерти интересно.
— Нет, серьезно, мне надо реферат закончить. У меня из-за этой поездки на всю неделю домашние задания не сделаны. Давай потом поговорим.
— Ну ладно. Договорились. Пока, увидимся. — Беттина повесила трубку, явно обиженная.
За вечер телефон звонил еще несколько раз, но Шарлотта не снимала трубку. Больше всего на свете ей сейчас хотелось уснуть и забыть Дьюпонт навсегда, забыть вообще о его существовании, а еще лучше — вернуться домой к маме с папой и там забыть о существовании этого проклятого Дьюпонта. Забыть? Как же. Там, в Спарте, забудешь о том, чтобы забыть. Весь округ только и будет говорить, что про твой Дьюпонт. Как же убедительно придется им врать, чтобы хоть как-то внятно объяснить, почему Шарлотта Симмонс позорно, как побитая собака, вернулась обратно за хребет Голубых гор из того большого мира, где ее ждали великие дела… Возвращение Шарлотты Симмонс в Спарту с ее тремя светофорами… У девушки в голове вдруг всплыл образ из «Утраченных иллюзий» Бальзака — тайное возвращение Люсьена де Рюбампре из Парижа в Ангулем: как он едет на запятках кареты среди багажа, спрятавшись между чемоданов, саквояжей и коробок… Да уж, точно подмечено: утраченные иллюзии… Литературные параллели быстро напомнили Шарлотте о письменном задании, которое нужно было выполнить к утру следующего дня. М-да, творчество Мелани Недерс в интерпретации Сьюзен Зауэр… Хороша тема, нечего сказать. С самого начала Шарлотта была против того, чтобы долго и на полном серьезе анализировать эту работу. К сожалению, у руководителя семинара было другое мнение на этот счет. Этот семинар вела вечно раздраженная и обиженная на весь мир мисс Дзуккотти — п. с., что расшифровывалось как «преподаватель-стажер». На самом деле стажерами чаще всего назначали отрабатывавших педагогическую практику аспирантов. Обычно заниматься с ними было интересно, но мисс Дзуккотти представляла собой совершенно особый случай. Сьюзен Зауэр была ее кумиром, а ее исследование творчества Мелани Недерс казалось молодой преподавательнице шедевром, вершиной мировой художественной критики. В своем почитании она зашла так далеко, что даже специально распечатала и раздала студентам, посещавшим ее семинар, критическую статью, посвященную критическому анализу Сьюзен Зауэр творчества Мелани Недерс. Шарлотта проглядела полученный материал и тотчас же определила его для себя как метафизическую сентиментальность, помноженную на саму себя, то есть возведенную в квадрат. А вот как извлечь квадратный корень здравого смысла из метафизической сентиментальности весьма посредственного толка, взятой в совокупности с налетом цинизма, этого преподаватель-стажер почему-то не объяснила… Больше всего эта статья напомнила Шарлотте пыхтящее и свистящее дыхание старой дамы… «Черт побери, неужели мне в моем состоянии придется всерьез ковыряться в этом словоблудии и пытаться выудить из него хотя бы крупицу здравого смысла, — ощущая бурю внутреннего протеста, подумала Шарлотта. — Тратить последние силы и далеко не лишние мозговые клетки на то, чтобы разобраться, чем одна истеричная старая курица приводит в восторг другую истеричную старую курицу? Ежу ведь понятно, что сама Мелани Недерс — просто удачливая психопатка, а ее творчество — бред сумасшедшего. И какого же черта анализировать статью, в которой анализируется другая статья, посвященная этому бреду?» Шарлотта решительно села за стол, взяла ручку и, придвинув пачку линованной бумаги, коротко и не особо задумываясь над формулировками изложила суть своих соображений по поводу этих эпохальных исследований. В конце концов, что за идиотка эта Зауэр? И что за старая маразматичка эта Рене Саммельбанд, написавшая статью, посвященную работам вышеуказанной идиотки? Закончив писать, Шарлотта перечитала получившийся у нее текст, занявший всего три страницы. До сих пор она никогда не сдавала работ меньше чем на шесть-семь страниц. По стилю, по незавершенности формулировок сразу можно было понять, что писалось это второпях и не слишком прилежно. Но в конце концов сделано — и это главное. Формально задание можно было считать выполненным. В любом случае девушка понимала, что на лучшее у нее в данный момент не хватит ни сил, ни терпения. Больше всего на свете ей сейчас хотелось забыться. Конечно, пока она еще в состоянии, нужно бы сходить в библиотеку, набрать этот текст, по ходу дела поправить ошибки, а потом распечатать. «Так и сделаю, — подумала Шарлотта. — Вот только передохну немножко». Девушка прилегла на кровать, и буквально через пару минут сон сморил ее. Она уснула как убитая.