Костры амбиций - читать онлайн книгу. Автор: Том Вулф cтр.№ 166

— За удачу, — провозгласил он. — Хорошо, что жены нет.

— Почему? — навострил уши Фэллоу.

— Мне нельзя пить, особенно такие взрывчатые смеси, как эта. — Он поднял напиток к свету. — Но сегодня мне хочется выпить. К этому коктейлю меня приохотил Вилли Нордхофф. Всегда только его и заказывал — еще там, в Сент-Реджисе, в баре «Кинг Коул». «Зайткар» — это он так говорил, — «мит фей-есс-оо-пей». Вы случаем не пересекались с Вилли?

— Нет вроде бы, — сказал Фэллоу.

— Но вы ведь знаете, кто это?

— Конечно, — сказал Фэллоу, ни сном ни духом о нем не ведавший.

— Господи Иисусе, — вздохнул Раскин. — Вот уж не думал, что смогу так подружиться с фрицем, но я таки полюбил его!

Думы о фрице вдохновили Раскина на длинный монолог о пройденных им дорогах и множестве развилок на этих дорогах, а также о том, какая удивительная страна Америка и кто бы сказал, что у маленького еврея из Кливленда, штат Огайо, больше одного шанса на тысячу прийти к тому, к чему он пришел сейчас. Затем он стал обрисовывать Фэллоу вид с вершины, заказав предварительно второй «Сайдкар». Картину он набрасывал смелыми, но довольно расплывчатыми мазками, и Фэллоу был рад, что они сидят рядом. Так Раскину труднее было прочитать на его лице скуку. Время от времени Фэллоу позволял себе задать вопрос. Все подбирался к информации о том, где Мария Раскин может остановиться, поехав в Италию, вот как сейчас, например. Но насчет этого Раскин высказывался недостаточно определенно. Да и вообще он все время старался вернуться к истории своей собственной жизни.

Принесли первое. Фэллоу выбрал себе овощное патэ. Патэ оказалось маленьким розоватым полукружием, от которого в виде лучей отходили палочки ревеня. Полукружие помещалось в левом верхнем квадранте огромной тарелки. На первый взгляд казалось, что это просто рисунок на тарелке, наведенный глазурью в стиле «арнуво»: испанский галеон плывет по красноватому морю куда-то вдаль… на закат… Но закатное солнце как раз и было этим самым патэ с лучами из ревеня, а галеон не нарисован, а выложен по тарелке соусами разных цветов. Этакая живопись соусом. В тарелке Раскина была клумба из плоской зеленоватой лапши, аккуратно сплетенной в рогожку, на которой сидела стайка бабочек с крылышками, сделанными из нарезанных ломтиками шампиньонов; душистый перец, лук, спаржа и каперсы служили им в качестве тел, глаз и усиков. На этот экзотический коллаж Раскин даже глазом не повел. Он заказал бутылку вина и с удвоенным жаром продолжал повествование о взлетах и провалах в своей карьере. Провалах? Да уж не без этого. Накладки случались, и не раз. Главное — это решительность. Решительные люди принимают великие решения не потому, что они умней других, то есть необязательно поэтому, а потому, что они принимают их гораздо больше, а стало быть, больше вероятность, что некоторые окажутся великими. Фэллоу уловил его мысль? Фэллоу кивнул. Раскин прервался и хмуро посмотрел, как Рафаэль с подручными хлопочут вокруг большого круглого стола по соседству. Прибудет мадам Такайя. Раскин явно страдал оттого, что его оттесняют на задний план.

— Все они рвутся в Нью-Йорк, — угрюмо заметил он, не поясняя, кого имеет в виду, хотя это и так было ясно. — Раньше в Париж, а теперь вот сюда. Какие бы они ни были шишки у себя на родине, а все равно мучаются, как подумают, что в Нью-Йорке до них никому нет дела. Вы знаете, кто она? Нет? Она императрица, а Такайя — император. Называет себя президентом, но это они все так. На словах они все за демократию. Замечали? Жил бы сейчас Чингисхан, был бы президентом Чингизом или пожизненным президентом, как Дювалье. Нет, наш мир — это нечто. Там у нее десять или двадцать миллионов бедолаг вздрагивают и корчатся на земляных полах своих хижин, стоит ей пальцем шевельнуть, а она ночами не спит оттого, что в Нью-Йорке, в ресторане «La Boue d'Argent» не знают, кто, к дьяволу, она такая.

Охранник мадам Такайя всунул в дверь огромную азиатскую голову и обвел глазами помещение. Раскин кинул на него злобный взгляд.

— Но даже в Париж, — продолжал он, — не приезжали из такой несусветной дали — с юга Тихого океана. Вы на Ближнем Востоке случаем не бывали?

— Ммммммм-н-н-н-нет, — полсекунды подумав (соврать — не соврать), выдавил из себя Фэллоу.

— Обязательно побывайте. Без этого не понять, что происходит в мире. Джидда, Кувейт, Дубай… Знаете, чего им там хочется? Им хочется строить стеклянные небоскребы, чтобы было как в Нью-Йорке. Архитекторы им объясняют, что они спятили. Стеклянное здание, да в таком климате — это же кондиционер надо гонять двадцать четыре часа в сутки. Целое состояние угрохаешь. А они только плечами пожимают. Им-то что? В их руках все топливо мира.

Раскин хохотнул.

— Я объясню вам, что я понимаю под решениями. Помните энергетический кризис — начало семидесятых? Тогда это так называлось: энергетический кризис. А для меня это самое большое везение в жизни. Все вдруг заговорили о Ближнем Востоке и арабах. Как-то обедаю я с Вилли Нордхоффом, и он заводит разговор о мусульманской религии, ислам называется, — что, мол, каждый мусульманин стремится перед смертью посетить Мекку. «Тутта кашштый хренофф мусульманин кочет». Он всюду совал множество «хренов» — думал, от этого будет казаться, что он бегло говорит по-английски. Ну, и как он это сказал, у меня словно лампочка над головой зажглась — чик! А мне при этом почти шестьдесят, и я в полном прогаре. Тогда как раз большой сброс на бирже получился, а я ведь двадцать лет только тем и жил, что покупал и продавал ценные бумаги. У меня была квартира на Парк авеню, дом на Итон-сквер в Лондоне и ферма в Амении, штат Нью-Йорк, но я прогорел, был в отчаянии, и тут над головой зажглась лампочка. Я говорю Вилли: «Вилли, — говорю, — а сколько там мусульман-то?» Он говорит: «Не снааю. Миллионы, тесятки миллионов, зоттни миллионов». Я тут же, прямо на месте, принял решение. Займусь авиаперевозками. Каждого хренова араба, который «кочет» в Мекку, я туда доставлю. В общем, продал дом в Лондоне, продал ферму в Амении, чтобы наскрести деньжат, и взял в аренду три моих первых самолета — старенькие «Электры». А у жены, этой чертовой идиотки (я говорю о бывшей жене), все мысли только о том, куда мы теперь будем ездить на лето, раз нельзя в Амению и нельзя в Лондон. Тут такое дело закрутилось, а у нее, дуры, будто других забот нет.

Рассказывая, Раскин раззадорился. Он заказал красного вина, крепкого, от которого в желудке у Фэллоу разгорелся сладостный пожар. Фэллоу заказал блюдо под названием «телятина буги-вуги», которое состояло из полосок телятины, маленьких квадратиков маринованных красных яблок и орехового пюре, и все это уложено так, что похоже на картину Пита Мондриана [17] «Буги-вуги на Бродвее». Раскин заказал «медальон микадо из филе ягненка» — блюдо, представляющее собой ярко-розовые овалы мяса из ноги ягненка с маленькими листиками шпината и тушеными черенками сельдерея; все это было разложено в виде японского веера. Два стакана огненного красного вина Раскин ухитрился осушить со скоростью поистине пугающей, если иметь в виду, что он при этом ни на минуту не умолкал.