Синдикат - читать онлайн книгу. Автор: Дина Рубина cтр.№ 28

— Вот ты народ забавляешь, — говорит Яша, — в своем департаменте Фенечек-Тусовок, а мы уже недели три как трудимся. Крутимся, как ненормальные, двух новых сотрудниц наняли на сортировку и отправку результатов анализа.

— Какого… анализа?!

— А у нас все потенциальные восходящие как миленькие заполняют анкетки и кровь сдают.

— На что кровь-то?!

— Неважно. На наличие диабета. Наш народ только и стремится лишний раз сдать мочу или кровь. К тому же вся эта процедура своей походной компактностью как раз и напоминает домашние проверки уровня сахара в крови… Ты скажешь, бред, афера… Но, знаешь, время от времени — срабатывает!

— Что — срабатывает? — спросила я тупо.

— Да то, что из нового департамента Розыска потерянных колен приходит электронное сообщение: индивид Михаил Степанович Головащенко принадлежит к потерянному колену Иссахара! Кстати, в анкете и стих присутствует, библейская характеристика, помнишь, что дана родоначальнику каждого колена праотцом нашим, Яаковом, на смертном одре. Так вот, Головащенко, например, из колена Иссахара:

«Иссахар, осел костистый, лежащий среди заград. И преклонил плечи свои для ношения клади, и стал работать в уплату дани». Головащенко, между прочим, — в процессе длительной беседы — действительно, производит впечатление осла.

Я поинтересовалась — на черта вся эта катавасия, и какая разница — к какому, например, колену принадлежит наш старый пропойца апостол Петр Гурвиц? Яша ответил, как он всегда отвечает — а интересно же! Восстановление народного тела, понимаешь, великая миссия. Красивое имя, высокая честь…

Ну, Яша, — оно известно, — романтик. Но удивительно, что романтиками предстают и отцы нашего ордена. И несентиментальные американские евреи, на чьи пожертвования производятся все эти сомнительные исторические разыскания.

Что бы это значило? И что значил тот недавний разговор в «Лицее» с Ной Рувимычем об этих самых коленах? Его фантастическую прозорливость? Или нечто большее?

Между прочим, о Клещатике: грех жаловаться, — первый наш семинар по искусству прошел замечательно. Вот что значит, как говорит мой Костян, — «фильтровать базар». «Договорились с Рувимычем по-хорошему, и, видите, — дядя не стал топить котят», — говорит он. Вообще, — заметно меня зауважал. Да, Ной Рувимыч не стал топить котят, наоборот: тем же днем, как и было обещано, мне позвонила Ниночка, главный менеджер «Глобал-Цивилизейшн», аккуратнейшим образом записала все наши просьбы и нужды, повторяя диктуемое мною журчаще успокаивающим голосом, и — камень упал с моей души… Выяснилось, что ничего мне не надо делать самой: бегать, ехать-договариваться в дом творчества, закупать блокноты-ручки-бумагу-воду… А для всего этого есть ангел небесный, Ниночка… Она-то и свяжется с дирекцией дома творчества, договорится об условиях проживания…

И все прошло, как по маслу, художники были счастливы, работали, не разгибая спин, и десять пронумерованных папок с отличными литографиями пустились в путешествия по самым разным стезям: одна в музей им. Пушкина, другая — на выставку в Словению, третья — в Еврейский музей Нью-Йорка…

Даже Клава, уважительно листая твердые литографские листы, сказал удовлетворенно:

— Хорошая папка. Большая. Синяя… Налепи на эту замбуру наш синдикатовский знак, и пусть стоит здесь, у меня в кабинете. Буду показывать всем залетным бездельникам. Хотя они ни черта не понимают в искусстве…

Правда, после семинара я взглянула на представленный к подписи счет за услуги и в ужасе откинулась в кресле:

— Нина, позвольте…

Мне позволили самым любезным образом: объяснили каждый пункт, каждую запятую, накрутили проценты, закрутили хвосты…

— Ну что? — спросила Рома, после того как за Ниночкой закрылась дверь.

В голосе ее мне почудилось скрытое торжество. На самом деле, вряд ли она торжествует: она терпеть не может Клещатика, и только на днях жаловалась, что Гройс задыхается в железных лапах Ной Рувимыча, поскольку тот является подрядчиком по организации всех пленумов, форумов, конференций и презентаций еврейских конгрессов, рождаемых Гройсом в деятельных муках. Однако Рома довольна, что Ной Рувимыч меня приручил и тем самым — проучил… Я же в бешенстве… Ну, ладно, думаю я, семинары, особенно профессиональные, — дело нужное, интересное… на них и денег не жалко. Но все эти гоп-со-смыком в кремлевских палатах, все эти на-дерибасовской-пивная с солированием Фиры Ватник на льду… не пройдет! Посмотрим, как он вытянет у меня из-за пазухи кошелек департамента! Не дам ни копейки! Насмерть буду стоять!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение №334:

Беспокойный женский голос:

— Я слышала, у вас анализы сдают — как записаться, а? И на какие болезни? Опущение матки годится?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Существование нашей организации, балансирующей на узеньком мостку между израильской и российской законностью, предполагало известное умение эквилибрировать. Символом, или знаком, или гербом нашим справедливо было бы водрузить две маски античной сцены: одну скорбную, с опущенными углами рта и горестно поднятыми бровями, другую — маску веселого безумства, со щелью рта, растянутой до ушей.

У еврейской общины России было три Главных раввина. В нашей организации было два Главных бухгалтера.

Один, израильтянин Джеки Чаплин, — добродушный и покладистый парень, со ртом, всегда растянутым до ушей. Другой же… вернее, другая…

Роза Марселовна Мцех, — давным-давно, на заре деятельности Синдиката переименованная каким-то веселым синдиком в Угрозу Расстреловну Всех, — Главный бухгалтер нашей российской бухгалтерии — была мужчиной, причем — мужчиной-воином: по сути, по ухваткам, по голосу, по манере выражаться. Даже ее походка была не просто мужской, а чеканно-молодцеватой, какую приобретают курсанты военной школы на третий год маршировки по плацу в любую погоду.

В любую погоду Угроза Расстреловна, живущая где-то в Протвино, первой входила через бронированную проходную Синдиката, первой открывала дверь кабинета, усаживалась за компьютер и, закурив сигарету, решала — кому НЕ ДАТЬ денег.

Собственно, была б ее воля, она бы не дала их никому. Честная, порядочная, даже благородная мужчина, она ненавидела Главного подрядчика Синдиката, Клещатика, и не без основания считала, что огромная часть денег организации оседает в его закромах. Поэтому до последней минуты на всякий случай тормозила выплаты по всем проектам.

— Хозяина настоящего на вас нету, — говорила она, — вот в той организации, где я до вас служила, — там знали, как прижучить!