– Вернуться в прошлое, выложить все на бумаге… Я покажу вам,
что это была за женщина… – Глаза ее заблестели, грудь поднималась в порыве
страсти. – Она убила его! Она убила Эмиаса, который так хотел насладиться
жизнью. Ненависть не должна быть сильнее любви, но ее ненависть была сильнее. И
моя ненависть к ней также… Я ненавижу ее! Ненавижу! – Она подошла к Пуаро,
нагнулась, схватила его за руку и настойчиво твердила: – Вы должны понять,
должны знать, что мы чувствовали, Эмиас и я. У меня кое-что есть, я сейчас вам
покажу…
Она вихрем бросилась в угол комнаты, подошла к письменному столу,
выдвинула ящик, вернулась к Пуаро. В руках она держала сложенное письмо со
стертым адресом. Эльза протянула письмо Пуаро. И внезапно он с болью в сердце
вспомнил девочку, которую знал и которая вот так же протянула когда-то ему свою
реликвию – ракушку, найденную на берегу моря. Она так же отступила на шаг назад
и неподвижным взглядом смотрела на него, с опаской и трепетом смотрела, как
будет воспринят ее дар…
Пуаро развернул пожелтевшие странички.
«Эльза! Чудесное дитя! Никогда у меня не было ничего
прекраснее. И все же мне страшно, я слишком старый, человек межвременья, с
ужасным характером и без малейшего постоянства. Не доверяй мне, не верь мне, у
меня нет ничего хорошего, кроме моей живописи. Все, что есть во мне хорошего,
все в ней. Это – для того, чтобы ты потом не говорила, что я тебя не
предупреждал.
Но черт с ним, со всем этим, все равно ты будешь моей, при
любых обстоятельствах. Я пошел бы хоть в ад ради тебя, и ты это прекрасно
знаешь.
И я напишу твой портрет, перед которым весь мир, весь этот
мир болванов застынет с разинутым ртом! Я безумно люблю тебя, я не могу спать,
не могу есть. Эльза! Эльза! Эльза! Я навеки твой, я твой до самой смерти.
Эмиас».
Шестнадцать лет прошло с тех пор. Выцвели чернила, потерлась
бумага. Но слова еще живые, все еще трепетные.
Он посмотрел на женщину, которой они были адресованы, но
перед его глазами предстала влюбленная девушка…
Глава 9
«Ничего не досталось другому…»
– Можно спросить: зачем, мсье Пуаро?
Эркюль Пуаро хорошенько подумал, прежде чем ответить.
Проницательные серые глаза на морщинистом лице внимательно его рассматривали.
Он поднялся на последний этаж дома какой-то весьма простой,
без всяких излишеств архитектуры и постучал в дверь, на которой стоял номер
584. «Гиллеспи Билдингс» – компания, появившаяся на свет для того, чтобы давать
«приют женщинам, которые сами себя содержат». Здесь, в маленькой клетушке, жила
мисс Сесили Уильямс – комнатка была для нее спальней, салоном, столовой и
благодаря разумному использованию плиты даже кухней. В соседней комнатке
находилась сидячая ванна и остальные необходимые удобства. Этой бедной
квартирке мисс Уильямс сумела придать черты собственной индивидуальности. На
выкрашенных в светло-серый строгий цвет стенах висели разные репродукции: Данте
встречается с Беатриче на мосту; две акварели с пейзажами Венеции; копия
«Весны» Боттичелли, написанная сепией. На низеньком комоде лежало множество
пожелтевших фотографий. Судя по стилю причесок изображенных на них женщин,
большинство было двадцати-тридцатилетней давности…
Потертый квадратный ковер, простая старая мебель. Даже
неопытному глазу становилось ясно, что живет Сесили Уильямс довольно скромно.
Этот поросенок явно не получил ничего.
– Вы хотели бы услышать мои воспоминания о деле Крейлов?
Можно спросить: зачем? – повторила мисс Уильямс.
На этот раз Пуаро не стал вдаваться в пространные
рассуждения о какой-то там книге о преступлениях прошлого, которая должна быть
написана. Он просто-напросто рассказал мисс Уильямс о Карле Лемаршан.
Мисс Уильямс – уже в годах, невысокая, в поношенной, но
аккуратной одежде – слушала его внимательно.
– Меня очень интересует судьба этого ребенка, как она жила
все это время, – сказала она.
– Мадемуазель Лемаршан, – сказал Пуаро, – очень
привлекательная девушка, интересная, смелая, знающая, чего хочет.
– Хорошо, – коротко молвила мисс Уильямс.
– И еще я хотел бы прибавить: она очень настойчивая девушка.
Ее нелегко сбить с намеченного пути.
Бывшая гувернантка одобрительно кивнула головой, задумалась.
Потом спросила:
– Она занимается искусством?
– Не думаю.
– Слава богу! – сказала она сухо. – После всего, что вы мне
о ней говорили, я считаю – она больше похожа на мать, чем на отца.
– Вполне возможно. Это вы можете лучше определить, когда
увидите ее. Вы хотите увидеть ее?
– Очень хотела бы. Всегда интересно видеть, как вырос
ребенок, которого ты воспитывала.
– Она была, видимо, совсем малышкой, когда вы видели ее в
последний раз?
– Ей было пять с половиной лет. Очень милый ребенок.
Возможно, даже слишком спокойный. Ей нравились игры, которые она сама и
придумывала. Она любила одиночество, отличалась простотой, неизбалованностью.
Пуаро заметил:
– Это ее счастье, что она была тогда такая маленькая…
– В самом деле… Будь она постарше, ей пришлось бы переживать
гораздо больше.
– А вместе с тем мне кажется, – сказал Пуаро, – что без
некоторых потрясений не обошлось. Сколь бы мало ни понимал ребенок, сколь бы
мало ни было дозволено знать Карле, наверное, то время было для нее атмосферой
какой-то таинственности. И потом, этот внезапный отъезд – ее словно вырвали с
корнями! Такие вещи не проходят бесследно.
Мисс Уильямс заметила задумчиво:
– И все же так было лучше для всех.
– До того, как мы оставим тему о Карле Лемаршан, то есть о
маленькой Кэролайн Крейл, я хотел бы вас кое о чем спросить. Только вы сможете
ответить на мой вопрос, я уверен в этом.
– То есть?
Пуаро жестикулировал, чтобы яснее выразить свою мысль:
– Тут есть кое-что такое… такой оттенок, который трудно
определить… У меня складывается впечатление, когда я вспоминаю об этом ребенке,
что ему не уделялось того внимания, какого он заслуживал. Когда я кому-то
рассказываю о ней, собеседник кажется удивленным, словно он совсем забыл, что
существовал еще и ребенок. И это, наверное, мадемуазель, не вполне естественно.
Ребенок в подобных обстоятельствах, конечно, не самая важная особа сам по себе,
но ведь он основная, стержневая причина драмы. Возможно, Эмиас Крейл имел
основания оставлять или не оставлять свою жену, но обычно, когда рушится семья,
ребенок – весьма важный момент. А вот в нашем случае как будто никто не
считался с существованием ребенка. И это кажется мне очень странным.