Автомобиль Иоанна Крестителя - читать онлайн книгу. Автор: Елена Басманова cтр.№ 8

Отпечатков на ручке двери, конечно, не вернуть. Да и следы на лестнице затоптаны безвозвратно. Но все-таки, все-таки, если в утверждениях Манефы есть истина, кто-то должен был видеть ночного визитера? Ну не Спиридон, он в это время нежился в постели с Манефой, но кто-то еще! Есть и извозчики, и городовые, и бессонные старики, которым не дают спать буйные ноябрьские ветры, грохочущие жестью на крыше и воющие в печных трубах…

Размышления следователя прервал телефонный звонок. Взяв трубку, Вирхов услышал голос полицейского анатома.

– Уважаемый Карл Иваныч! Понимаю ваше нетерпение. Спешу уведомить до прибытия официальной бумаги: вскрытие показало, покойник умер от внезапной остановки сердца. Судорожное сокращение сердечной мышцы. Нет, разрыва тканей и сосудов не имеется. Сами ткани не изменены, отравление маловероятно. Можно сказать, исключено на девяносто девять процентов. Химический анализ тканей требует времени, так что ждите скорого подтверждения.

– А котелок? А флакон? – Вирхов в растерянности смотрел на Манефу и думал, слышит ли она то, что звучит в телефонной трубке?

– С этим все в порядке, во флаконе смесь серной и азотной кислот, она сожгла бы внутренности трупа, а внутренности здоровехоньки. А в котелке какая-то ерунда – смесь поваренной соли с мелко порубленным сельдереем и не установленными растительными тканями, не содержащими вредных для человека примесей.

– Есть ли внешние повреждения? Следы удара?

– Небольшой отек на затылке, вероятно, от удара при падении, ковер смягчил. Да характерное пятно на спине, под лопаткой.

– Пятно? Родимое?

– Нет, не родимое. Круглой формы, диаметр шесть миллиметров, серовато-белого цвета, плотной консистенции. Будто о кожу загасили папиросочку. Но слабее. Видимо, жгучая итальяночка баловалась – на всех цирковых афишках с пахитоской дымящейся в пальчиках изображена!

Особняк госпожи Малаховской показался Муре волшебным дворцом, неожиданно возникшим в царстве злого колдуна Ноября: окна и входная дверь сияли ослепительным светом, на фоне голубоватых прямоугольников плясали, толкаясь, частые мелкие снежинки и, утомившись, старались убежать подальше от ярких пятен, во мрак, в спасительную темноту, но и там крохотные танцовщицы продолжали свой неистовый круговорот. Муре чудилось, что монолитный кубик двухэтажного дома с круглой башенкой на левом углу и эркером посредине дрожит и колеблется, грозя вот-вот раствориться во влажном холоде петербургской ночи.

На просторной площадке перед гостеприимным подъездом сгрудились экипажи – собственные, наемные, и даже один автомобиль.

Клим Кириллович помог своим спутницам как можно быстрее преодолеть расстояние до навеса-козырька над мраморными ступеньками – всего несколько шагов – с раскрытым над барышнями огромным зонтом.

– Господин Скрябин может опоздать, – заметила Мура, с напускным равнодушием оглядывая экипажи, – у него ведь нет личного транспорта. И найти извозчика в такую непогоду трудно.

Проследив за ее взглядом, Клим Кириллович мельком подумал: не пора ли завести собственный выезд?

В теплом вестибюле они освободились от пальто, передав их на руки представительному лакею в ливрее с золотыми позументами. И направились к мраморной, покрытой мягким ковром лестнице, ведущей на второй этаж, мимо дорогих гобеленов и зеркал, мимо вазонов с роскошными пальмами, мимо фонтанчика – прикрепленных в шахматном порядке к стене створкам мелких раковин, по которым вода медленными каплями струилась в одну большую раковину, – туда, где на широкой площадке стояла хозяйка дома. Миниатюрная изящная женщина в серо-жемчужном платье с брюссельскими кружевами, с аккуратно убранной седой головой и живыми темными глазами держалась для своих семидесяти двух лет удивительно прямо. Вместе с ней гостей встречал высокий молодой человек приятной наружности в мундире артиллерийского офицера. Красноватые белки его серых глаз трогательно сочетались с веснушчатым носом несколько хищной формы.

Голос госпожи Малаховской, приветствующей вновь прибывших, ласкал ухо кротостью и приветливостью.

– Брунгильда Николаевна, волнуетесь?

Милая хозяйка не отпускала из своих теплых, что чувствовалось даже сквозь лайку, ладошек обтянутую перчаткой руку многообещающей пианистки.

– Стараюсь не давать воли нервам, – помимо воли улыбнулась Брунгильда, – и очень признательна вам, Елена Константиновна, за приглашение.

– Имею честь представить вам моего племянника, – госпожа Малаховская едва заметно кивнула в сторону артиллерийского офицера, – полковник Вильгельм Саввич Вернер, служит в Главном артиллерийском управлении.

Офицер щелкнул каблуками, наклонил голову, приложился усами к девичьим ручкам.

– Дорогие друзья, – хозяйка перешла на шепот, – пророчица Дарья Осипова уже в зале. Сидит смирно. Но если у нее начнется припадок, советую вам, милые барышни, покинуть помещение. Говорят, она предрекает будущее с помощью ужасных ругательств.

– Не сомневайтесь, сударыня, – Клим Кириллович галантно поклонился, – обязуюсь оберегать своих спутниц. Да и сам я не любитель брани.

Мура смотрела на полковника Вернера с симпатией – он, наверное, тоже страдал, как и она, из-за несносных веснушек. К тому же у него рыжие волосы и брови. Ее интерес к чистовыбритому, с умело закрученными рыжими усами офицеру Клим Кириллович истолковал по-своему и, дивясь неистребимой любви русских барышень к мундирам, шепнул в розовое ушко младшей Муромцевой расхожую поговорку:

– Щеголь – в пехоте, пустой – в кавалерии, пьяница – во флоте, умный – в артиллерии.

В ее синих глазах мелькнуло недоумение. Впрочем, новизна обстановки заставила их забыть о пикировании. Стены зала, куда они прошли, были обтянуты изящным голубоватым штофом, заключенным в лепные рамы, свет от бра с электрическими лампами отражался в зеркальных медальонах. В противоположном от входных дверей конце располагалась импровизированная сцена с блестящим роялем в центре и вазонами с живыми цветами – сиренью и дельфиниумами – по краям. Плотная портьера из голубого бархата заменяла заднюю стену.

В левой части сцены в громоздком кресле сидела понурая баба неопределенного возраста, повязанная темным платком, ноги ее покоились на скамеечке, обитой бархатом. Вокруг кресла шушукались три надменные дамы, из которых наиболее решительно выглядела самая высокая – с золотым лорнетом на внушительной, обтянутой лиловым шелком груди. Мура догадалась, что одутловатая уродина, сцепившая на животе узловатые, крупные руки, – и есть знаменитая Дарья Осипова.

Середину зала заполняли кресла и банкетки с бархатным верхом. Вдоль стен также стояли диванчики, на которых живописными группками расположились дамы и барышни: в шелковых, газовых, бархатных платьях всех оттенков, отделанных искусственными цветами, блестками, мехами, их пышные прически венчали драгоценные камни и перья. Мужчины во фраках и смокингах служили приятным контрастом своим прелестным спутницам. Казалось, нарядная публика бросала вызов разгулявшейся за окном стихии.