Благодетельница - читать онлайн книгу. Автор: Елена Модель cтр.№ 57

По мере того как подрастала Леночка, город, в котором она имела несчастье родиться, тихо умирал. Это была медленная, мучительная агония, в которую были втянуты дома, природа, жители. Сначала, когда были замечены первые признаки смертельной болезни, было страшно. Потом люди стали не то чтобы привыкать – как-то непроизвольно, один за другим втягиваться в процесс умирания. Когда в городе впервые отключили электричество, никто не паниковал: нам ли от такой ерунды теряться! Мы и не такое видали! В окнах замелькали подвижные огоньки свечей. Люди решили, что переждут. Но пережидать пришлось долго. Не одну неделю, и не две. Постепенно становились очевидны последствия этой катастрофы. На складах, лишенных холодильников, портились продукты, в больницах умирали больные, по темным улицам стало опасно ходить. О городе, казалось, забыли, как если бы он провалился в черную дыру, и весь мир, поискав немного и разведя сокрушенно руками, вздохнул: «Бывают же чудеса на свете!» – и зажил спокойно дальше.

Постепенно стали исчезать продукты, магазины закрывались один за другим, а потом, посреди лютой северной зимы, вдруг взяли и отключили отопление.

Лучше уже не становилось. Жизнь все катилась и катилась под откос с неумолимым ускорением. Они еще продолжали жить, разговаривать, но во всем, что делали, сквозила некая сомнамбулическая медлительность, заторможенность, как если бы они двигались во сне или под воздействием гипноза. Поднимет человек ногу, чтобы перейти через лужу, постоит-постоит, да и опустит ее в воду. Или откроет дверь, да так и застынет, как швейцар, держась за нее, а в подъезд не заходит. Казалось, что город охватила смертельная инфекция, наподобие чумы или холеры, но без четких клинических признаков. Заболевание это носило невинное название – депрессия, но человек, заметивший у себя первые признаки этой болезни, знал, что он обречен. Единственной терапией против этого страшного недуга являлось бегство. Прочь, прочь от этого уходящего на дно небытия города. От людей с расплывающимися в сонном безразличии лицами. И те, кто был помоложе и еще мог держаться на ногах после затяжных приступов пьянства, уносили ноги – кто куда. Направление было неважно, лишь бы подальше от этих мест.

Люба с мамой держались долго. Их наполняла вдохновением жизни маленькая Леночка, да и бежать им было некуда. Они мужественно и кропотливо обустраивали свою жизнь: закупали свечи, доставали сахар, топили буржуйку, месяцами сидели без новостей из другого, живого мира.

Первой из знакомых уехала Верка. Безрассудная и отважная, она махнула просто так, в никуда. Осела где-то в Москве. Чем занималась, неизвестно, но говорили, что живет хорошо. Родителям деньги шлет регулярно. И только Люба знала, как достаются Вере эти деньги. Во внутреннем кармане ее пальто лежало письмо, в котором Вера с наивным восторгом описывала подробности своей уличной жизни, и Любу звала.

«Приезжай, – писала она, – не будь дурой! Мне никто не помогал. Самой всего добиваться пришлось. Соглашайся, пока я не передумала, а то сгниешь в этой дыре».

Предсказаниям подруги Люба не верила и все ждала, что жизнь вот-вот наладится. Надо только немного перетерпеть. И Люба терпела, каждый вечер откладывая надежду на завтра. Первой очнулась от обманчивого забытья мать: ее пробудил кашель ребенка. Леночка покашливала давно, мелким сухим кашлем, а Люба с матерью все ходили и ходили кругами со счастливыми блаженными лицами под звуки коротких, тихих выстрелов, которые доносились из Леночкиной груди. Ее бледное, как бумага, личико стало непривычно розоветь. «Смотри, какая румяненькая!» – радовалась Люба, и мать согласно улыбалась. Так продолжалось долго, пока однажды ночью Леночка не стала задыхаться от приступа удушья. Кашель – разросшийся, злой – был слишком велик для ее маленькой груди, и душил ее изнутри, не в силах прорваться наружу.

Мать очнулась сразу. «Любка, вставай, ребенок умирает!» – закричала она. Но Леночка не умерла. Приступ прошел, лишь наделав страху, и Люба собралась было зажить как прежде, ничего не замечая. Но мать уже пришла в себя и принялась тормошить дочь, не давая ей погрузиться в сонную эйфорию, похожую на ту, которую человек испытывает, умирая на морозе.

Леночку отвели к врачу. Провели обследование в местной больнице.

– Ну, что я вам могу сказать? – произнес тусклым безразличным голосом врач и посмотрел на Любу пустыми глазами. – Лекарств от этой болезни у меня нет, а советам, которые я вам могу дать, вы все равно не сможете следовать.

– А что, что это за болезнь? – встряла сидящая здесь же мать.

От ее энергичного голоса врач слегка вздрогнул и поморщился.

– Это начинающийся туберкулез, – заговорил он, продолжая глядеть на Любу. – В начальной стадии это заболевание хорошо поддается лечению, но для этого нужны медикаменты, хорошее питание, чистый воздух, сухой и теплый климат. А так как ничего этого у нас с вами нет, то… – врач развел руками и виновато улыбнулся.

– Поезжай за Веркой, в Москву, – сказала мать, выходя из больницы. – Ребенка надо спасать. Деньги нужны.

– Да что ты, мама! – воскликнула Люба, прижимая к себе Леночку. – Если бы ты только знала, как она эти деньги зарабатывает!

– Да знаю я, – оборвала ее мать. – Все уже все знают. Да и письмо твое я читала. Собирайся.

– Ты что, хочешь, чтобы я на панель пошла?! – не поверила своим ушам Люба.

– Не хочу, но другого выхода нет. Если бы я сама могла… Но я для этого дела старая, так что придется тебе. И нечего нюни распускать! Слава богу, хоть Верка есть, а то бы мы здесь все передохли.

В этот же вечер Люба пошла на телеграф, заказала телефонный разговор с Москвой и, услышав Верин голос, коротко сказала: «Я согласна».

– Ишь ты, согласна! – затараторила Верка. – Да ты у меня в ногах валяться должна за мою доброту!

Люба молчала.

– Ну ладно. Слышь, ты еще здесь?

– Здесь.

– Ну ладно, я все организую. Деньги зарабатывать начнешь – расплатишься.

– Хорошо.

Верин голос сильно изменился, стал резким, крикливым, она не говорила, а нападала, наскакивала, как будто боялась, что ее кто-то опередит и наскочит первым.

– Ну ладно, пока, – задиристо крикнула Верка.

– Подожди, а как же билеты? – попыталась остановить подругу Люба, но из трубки уже доносились короткие категоричные гудки.

Через пару недель рано утром в квартиру позвонили. Люба открыла дверь. На пороге стоял мужчина, одетый в неряшливую железнодорожную форму. На его сером уставшем лице выделялись двумя фиолетовыми пятнами большие набухшие мешки под глазами.

– Я вам билеты на поезд принес. – Порывшись во внутреннем кармане сюртука, мужчина извлек пухлый конверт. – Вот. – Он протянул конверт Любе. – Там еще деньги. Поезд отходит сегодня вечером, в восемнадцать тридцать.

– Как, так быстро? – удивилась Люба. – А я не готова…

– Я этого ничего не знаю, – проворчал мужчина, – я там проводником в третьем вагоне. Александр Григорьевич меня звать, если что надо, обращайся. Смотри, не опаздывай, поезд ждать не будет. – Проводник повернулся и пошел по лестнице вниз. Потом остановился и крикнул уже снизу: – Да, и это, сказали, с собой ничего не брать, только в дорогу самое необходимое.