– Одну минуту, мистер Бафф. Экземпляры ответов получили по почте и трое других конкурсантов, и у меня есть основания полагать…
– Еще трое! Но тогда что же… Кто же тогда их послал?
– Этого я не знаю. Во всяком случае, я не посылал и мистер Гудвин тоже.
– А где сейчас находится его экземпляр?
– Во внутреннем отделении моего сейфа. Туда он его положил, и там он, должно быть, и находится. Не вешайте трубку, подождите минуту у телефона, он сейчас проверит.
Я положил трубку, подошел к сейфу, открыл настежь внешнюю дверцу, набрал четырехзначную комбинацию цифр на внутреннем отделении. Это заняло некоторое время. Открыв дверцу, я увидел сверху листки из своей записной книжки. Я вынул их, убедился, что их четыре, положил назад, закрыл обе дверцы и объявил Вульфу: – Все на месте. – Потом вернулся к своему креслу и снова взял трубку.
Говорил Вульф.
– Мистер Бафф, вы слушаете? Экземпляр мистера Гудвина все время оставался в сейфе, там же он находится и сейчас. У меня были миссис Уилок и мистер Янгер, кроме того, мне звонил мистер Хири и сообщил, что к нему в контору заходил мистер Роллинс. У вас есть какие-нибудь новости от мистера Хири?
– Да. Он звонил Ассе. Мы все как раз собирались звонить вам, но тут пришел этот сыщик. Что это за совещание вы сегодня затеяли?
– Оно состоится сегодня в девять, у меня в кабинете, на нем должны присутствовать все заинтересованные лица. Мистер Гудвин собирался…
– Это может подождать. – В голосе Баффа еще больше, чем раньше, проступали интонации большого босса. – Так что же с полицией? Мы ведь им солгали. Мы сказали, что нам неизвестно о существовании других экземпляров, кроме того, что хранится в банковском сейфе. И я только что повторил то же самое этому сыщику. Он сейчас ждет у меня в кабинете. Как быть?
– Ну что я могу вам сказать? – проговорил Вульф рассудительно. – Вы ведь все это говорили не под присягой. А в неофициальных беседах полицию обманывают многие и весьма часто, включая и вашего покорного слугу… Право лгать, если это служит защите ваших собственных интересов, – вещь весьма ценная и чрезвычайно широко распространенная. Правда, на сей раз полиция занимается расследованием убийства, и число существующих экземпляров может оказаться для нее фактом первостепенного значения. До настоящего момента, если бы они узнали, что вы им лгали, они бы просто слегка рассердились. Если же вы не раскроете им правду теперь и они позднее обнаружат это сами, они придут в ярость. Так что я бы посоветовал вам немедленно сказать им правду.
– Признаться, что мы им лгали?!
– Ну, разумеется. Почему бы и нет? Вы ведь не совершили ничего противозаконного, так что вам не грозит за это никакое наказание. Я бы вообще, сэр, никогда не советовал лгать тем, кто не обладает достаточно острым умом, чтобы прочувствовать момент, когда надо сознаться, и уж коль скоро этот час пробил, сделать это своевременно и достойно. Что же касается встречи сегодня вечером, то…
– Это можно обсудить попозже. Я вам позвоню.
Он повесил трубку. Вульф аккуратно положил на аппарат свою, отодвинул в сторону телефон, издал из самых глубин своего нутра, прямо оттуда, где между брюками и жилетом виднелась желтая полоса рубашки, тяжелый вздох, как обычно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
– Надеюсь, вы понимаете, – сказал я, – что к нам теперь непременно наведаются гости.
– Ничего не поделаешь… – пробурчал он.
Поскольку номера телефонов «ЛБА» и «Черчилля» все равно уже постоянно были у меня в голове, я ограничился тем, что нацарапал в записной книжке телефоны журнала «Часы» и контор Хансена и Хири. Покончив с этим, я отправился на кухню, где Фриц замачивал в кислом молоке с травами и специями баранье сердце, и, спросив разрешения воспользоваться его телефоном, приступил к делу. Четверо из них – Уилок, Янгер, Хири и Бафф – были уже оповещены, и я собирался напомнить им несколько позже. Роллинс предположительно тоже получил приглашение, но это требовало проверки. Я без особых усилий поймал одним звонком сразу двоих, О'Гарро и Ассу, зато на остальных пришлось потратить чертову прорву времени. Четыре звонка за сорок минут в комнату 18-14 гостиницы «Черчилль», где обитала Гертруда Фрейзи, так и остались без ответа. Не удалось тремя звонками поймать мне и Рудольфа Хансена, правда, он в конце концов перезвонил сам и, как водится, потребовал к телефону Вульфа. Я терпеливо разъяснил, что это невозможно, и, хотя он отказался принять приглашение на встречу, знал, что он все равно никуда не денется. Поймал я и Гарольда Роллинса, который одной короткой фразой свысока сообщил мне, что будет, и сразу же повесил трубку.
Твердым орешком оказалась Сьюзен Тешер. Сначала в «Часах» мне сказали, что она на совещании. Потом «Часы» сообщили, что её в тот день там вообще не было. Я попросил мистера Кнудсена, высокого и костлявого, но он куда-то вышел. Тогда я попросил мистера Шульца, тоже высокого, но плотного, но тот оказался занят. Тогда мне ничего не оставалось, как потребовать высокого и тощего мистера Хиббарда, того, что из юридического отдела, и будь я проклят, если я его в конце концов не заполучил. Я сообщил ему о встрече, перечислил, кто там будет, и сказал, что если мисс Тешер не придет, то завтра она может оказаться перед fait accompli
[2]
. Я твердо знал, что всякий хоть мало-мальски уважающий себя юрист сразу же смекнет, что нельзя просто так отмахнуться от парня, который имеет в своем лексиконе словечки вроде «fait accompli». Когда я уже снова принялся набирать номер «Черчилля», намереваясь нанести еще один удар по мисс Фрейзи, в дверь позвонили. Я вышел в прихожую, глянул в глазок, потом открыл дверь в кабинет. Вульф, судя по всему, за все это время так и не двинул ни единым мускулом.
Я объявил:
– Стеббинс.
Он открыл глаза.
– Это все-таки лучше, чем Кремер. Давай его сюда.
Я вышел, снял с двери цепочку, распахнул её настежь и гостеприимно проворковал:
– Привет. А мы уже вас заждались…
– Хм… Еще бы! – он шагнул прямо на меня, так и опалив меня яростью, прошел мимо вешалки и, на ходу снимая шляпу, устремился в кабинет. К тому времени, когда я, позаботившись о входной двери, присоединился к ним, он уже стоял перед столом Вульфа и говорил: – …экземпляр конкурсных ответов, который Гудвин снял в среду. Где он?
Если вы захотите узнать Пэрли Стеббинса с самой плохой стороны, вам надо понаблюдать за ним, когда он разговаривает с Ниро Вульфом. Он прекрасно знает, что факты – а их более чем достаточно – неопровержимо свидетельствуют, что один Вульф стоит больше двух таких, как он и Кремер вместе взятых, а факты, учитывая его профессию и опыт, это единственное, что имеет для него значение, но он просто никак не может и не хочет в это поверить. В результате он разговаривает с ним чересчур громко и слишком быстро. Мне случалось видеть Пэрли с людьми разного ранга и разного положения, я знаю, как он может работать и головой, и языком, и должен сказать, что он вполне толковый парень. Каждый визит к Вульфу был для него настоящей пыткой, и поэтому он, вместо того чтобы прислать взамен себя какую-нибудь шестерку, всегда являлся собственной персоной.