– Дедушка же, – рассказывал герцог, – смеялся
так, словно это была лучшая шутка из лучших. А потом сказал, помню каждое
слово: «Величайшее ваше упущение, господа, состоит в том, что вы не читаете на
ночь Хорошую Книгу. Если б читали, то понимали бы идеи своего монарха. А так –
будете выполнять приказы, не понимая их. Но не отчаивайтесь напрасно и про
запас, ваш монарх знает, что делает. А теперь идите и выпустите всех моих
проказников, котов – шкодников неуемных».
Именно так он и сказал: проказников, котов – шкодников
неуемных. А речь-то шла – о чем тогда никто и подумать не мог – о будущих героях,
командирах, покрывших себя честью и славой. Этими дедушкиными «котами» были
известные позже кондотьеры: Адам «Адью» Пангратт, Лоренцо Молла, Хуан
«Фронтино» Гуттьерес… и Джулия Абатемарко, которая прослыла в Редании как
«Сладкая Ветреница»… Вы, молодые, этого не помните, но в мои времена, когда мы
играли в войну, любой парень хотел быть «Адью» Панграттом, а каждая девчонка –
Джулией «Сладкой Ветреницей»… А для дедушки все они были «котами-шкодниками»,
хе-хе…
Позже же, – мямлил Гвискар Вермуллен, – дедушка
взял меня за руку и вывел на террасу, с которой бабушка Зулейка кормила чаек.
Дедушка сказал ей… он ей сказал…
Старик медленно и с огромным напряжением пытался вспомнить
слова, которые тогда, восемьдесят пять лет назад, король Эстерад Тиссен сказал
жене, королеве Зулейке, на нависшей над Большим Каналом террасе дворца
Энсенада.
– …сказал, – вспомнил наконец герцог: – «Знаешь ли
ты, любимейшая моя супруга, что я обнаружил еще одну премудрость среди
множества премудростей пророка Лебеды? Такую, которая даст мне еще одну выгоду
при одарении Редании котами-шкодниками? Коты, дорогая моя Зулейка, возвращаются
домой. Коты всегда возвращаются домой. Ну а когда мои коты вернутся, когда
принесут добычу, свое жалованье, богатства… Вот тогда я обложу этих котов налогами…»
Последний раз король Эстерад Тиссен беседовал с Дийкстрой
один на один, даже без Зулейки. Правда, на полу гигантского зала играл
десятилетний мальчик, но на него не обращали внимания, да кроме того он был так
занят своими оловянными солдатиками, что совершенно не интересовался
разговорами взрослых.
– Это Гвискар, – пояснил Эстерад, указывая на
мальчика головой. – Мой внук, сын моей Гудемунды и того шалопая, князя
Вермуллена. Но этот малыш, Гвискар, единственная надежда Ковира, если Танкред
Тиссен вдруг окажется… Ну, если с Танкредом что-нибудь приключится…
Дийкстре была не чужда проблема Ковира. И лично проблема
Эстерада. Он знал, что с Танкредом уже кое-что приключилось. У парня если и
были вообще данные стать королем, то только королем очень скверным.
– Твой вопрос, – проговорил Эстерад, – в
принципе уже решен, ты можешь начинать думать, как наиболее эффективно
использовать миллион бизантов, который вскоре окажется в третогорской казне.
Он наклонился и украдкой поднял одного из оловянных
солдатиков Гвискара, кавалериста с занесенным палашом.
– Возьми и как следует спрячь. Тот, кто покажет второго
такого же воина, будет моим посланцем. Учти это, даже если он будет выглядеть
так, что ты не поверишь, будто это мой человек, знающий проблемы нашего миллиона.
Любой другой будет провокатором, и отнесись к нему соответственно.
– Редания, – поклонился Дийкстра, – не
забудет этого вашему королевскому величеству. Я же от собственного имени хочу
заверить ваше королевское величество в моей личной благодарности.
– Не заверяй, а давай сюда ту тысячу, с помощью которой
намеревался завоевать благосклонность моего министра. Что ж, по-твоему,
благосклонность короля не заслуживает взятки?
– И ваше королевское величество снизойдет…
– Снизойдет, снизойдет. Давай деньги, Дийкстра. Иметь
тысячу и не иметь тысячи…
– Это в сумме дает две тысячи. Знаю.
В дальнем крыле Энсенады, в комнате значительно меньших
размеров, чародейка Шеала де Танкарвилль сосредоточенно и серьезно выслушала
сообщение королевы Зулейки.
– Прелестно, – кивнула она. – Прелестно, ваше
королевское величество.
– Я сделала все так, как ты посоветовала, госпожа
Шеала.
– Благодарю. И еще раз уверяю вас – мы действуем в
общих интересах. Ради блага страны. И династии.
Королева Зулейка кашлянула, голос у нее слегка изменился.
– А… А Танкред, госпожа Шеала?
– Я дала слово, – холодно сказала Шеала де
Танкарвилль. – Я дала свое слово, что за помощь отплачу помощью. Ваше
королевское величество может спать спокойно.
– Очень бы хотелось, – вздохнула Зулейка. –
Очень. Кстати, коли уж разговор зашел о снах… Король начинает что-то
подозревать. Эти сны удивляют его, а король, когда его что-то удивляет,
становится подозрительным.
– Значит, на некоторое время я перестану насылать на
короля сны, – пообещала чародейка. – Относительно же сна вашего
величества повторяю, вы можете спать спокойно. Принц Танкред расстанется с
дурным обществом. Перестанет посещать замок барона Суркратасса, бывать у
госпожи де Байсемур. И у жены реданского посла тоже.
– Он никогда не станет бывать у этих персон? Никогда?
– Персоны, о которых идет речь, – в темных глазах
Шеалы де Танкарвилль вспыхнул странный огонек, – уже не отважатся
приглашать и совращать с праведного пути принца Танкреда. Не отважатся никогда.
Ибо будут знать о последствиях таких шагов. Я ручаюсь за то, что говорю.
Ручаюсь также за то, что принц Танкред возобновит учебу и будет прилежным
учеником, серьезным и уравновешенным юношей, перестанет гоняться за юбками.
Успокоится… до того момента, когда мы представим ему Цириллу, княжну Цинтры.
– Ах, если б я могла в это поверить! – Зулейка
заломила руки, возвела очи горе. – Если б могла поверить!
– В могущество магии, – Шеала де Танкарвилль
улыбнулась даже неожиданно для себя самой, – порой трудно поверить, ваше
королевское величество. Впрочем, так оно и должно быть.
Филиппа Эйльхарт поправила тонюсенькие как паутинка
бретельки прозрачной ночной рубашки, стерла последние следы губной помады.
«Такая умная женщина, – недовольно подумала Шеала де Танкарвилль, – а
не может удержать свои гормоны в узде».
– Можно говорить?
Филиппа окружила себя сферой секретности.
– Теперь да.
– В Ковире все сделано. Положительно.
– Благодарю. Дийкстра уже уехал?
– Еще нет.
– В чем задержка?