А сейчас Иллирия лишь мягко светилась под тонкой кисеей
облаков. Скоро где-то там, внизу, пробудится ото сна похожее на кошку существо.
Проснувшись, оно потянется и примется, крадучись, обходить окрестности. Немного
погодя, оно бросит взгляд на небо. Затем ее мурлыканье разбудит сонную долину,
и зашелестят листья на деревьях. Они почувствуют. Все они, родившиеся сперва в
моем мозгу и получившие право на жизнь, лишь благодаря моей Силе, несущие в
клетках своих тел мои ДНК, почувствуют мое приближение. Предчувствие… Да, дети
мои, я иду к вам. Ибо Белион осмелился появиться здесь, среди вас…
Скольжение…
Если бы там, на Иллирии, меня ждал обычный человек, все было
бы проще простого. В любом случае мое оружие — скорее бутафория. Если бы там
был обычный человек, я даже не стал бы с ним возиться. Но Грин-Грин не был
человеком, более того, он был не просто пейанцем, хотя и это было бы уже
достаточно неприятно, а кем-то гораздо более могущественным.
Он носил Имя, а Имя-носящий может оказывать влияние на живые
существа и даже на части их тел, неким образом взаимодействуя с тенью, стоящей
за Именем… Я вовсе не ударяюсь в теологию. Мне приходилось слышать вполне
наукообразные объяснения феномена Имени. Например, если вас это интересует:
автогенерированная шизофрения с комплексом божественного величия и
экстрасенсорными способностями. Выбирайте, что вам больше по вкусу, но не
упускайте из виду и то, сколько времени уходит на подготовку мироформиста, и
сколько учеников успешно заканчивают курс обучения.
Я чувствовал, что у меня все же есть некоторое преимущество
— Грин-Грин выбрал в качестве поля битвы мой собственный мир. Конечно, я и
понятия не имел, сколько лет он уродовал его. И меня сильнее всего беспокоил
вопрос — что же ему удалось с ним сделать? Приманку он выбрал умело. Но так ли
хороша сама ловушка? Какие, на его взгляд, у него есть преимущества передо
мной? В любом случае, в противоборстве с другим Имя-носящим ни в чем нельзя
быть абсолютно уверенным. То же самое относится и ко мне.
Вам никогда не доводилось видеть, как сражаются «бета
спленденс» — бойцовые рыбки? Это совершенно не похоже ни на петушиные бои, ни
на драку собак, ни на схватку кобры с мангустой. Двух самцов помещают в один
аквариум. Они начинают быстро плавать туда-сюда, словно красно-сине-зеленые
тени, расправив плавники и раздувая жабры, пока не начинает казаться, что они
значительно увеличились в размерах. Потом они медленно сближаются и плывут бок
о бок минут двадцать. Затем следует выпад, настолько быстрый, что глаз не может
уследить за ним. Потом они снова плывут вместе, медленно и мирно. И внезапно
опять сплетаются в разноцветном вихре, затем снова замирают. Это повторяется
несколько раз — мелькание разноцветных плавников и вновь обманчивое
спокойствие, вскоре их уже окутывает красноватая дымка. Новая схватка. Рыбки
замирают, сцепившись пастями. Проходит минута, иногда — две. Один из самцов
отплывает в сторону. Другой — всплывает вверх брюхом.
Нечто подобное, мне кажется, произойдет вскоре между мной и
Грин-Грином.
Я оставил позади луну. Передо мной, заслоняя звезды, рос
темный диск планеты. По мере приближения к ней, космошлюпка скользила все
медленнее и медленнее. Включились тормозные двигатели и когда я, наконец, вошел
в верхние слои атмосферы, скорость посадки упала до минимума. Подо мной в
лунном свете сияли сотни озер, словно монеты на дне глубокого колодца.
Я попытался засечь огни искусственного происхождения, но
ничего не обнаружил. Еще одна луна — Флопсус — показалась над горизонтом,
присоединившись к своим сестрам. Примерно через полчаса я уже различал смутные
очертания континентов. Я сравнил их с теми, что хранились в моей памяти, и
впервые взялся за рули шлюпки-дрифтера.
Словно лист с дерева в безветренный день, кружась и
заваливаясь на крыло, я планировал к поверхности планеты. По моим прикидкам
выходило, что озеро Ахерон, посреди которого находится Остров Мертвых, находится
примерно в шестистах милях к северо-западу.
Далеко внизу показались облака. Я продолжал скользить вниз,
и вскоре они исчезли. За следующие полчаса, потеряв несколько сот футов высоты,
я продвинулся миль на сорок к своей цели. Не следят ли за мной какие-либо
средства обнаружения — этот вопрос волновал меня прежде всего.
Дрифтер попал в полосу сильных воздушных течений, и я
некоторое время сражался с ними, но потом мне все же пришлось спуститься на
несколько тысяч футов, чтобы избежать наиболее мощных из них. В течение
нескольких часов я упорно двигался на северо-запад. На высоте пятьдесят тысяч
футов меня отделяло от цели четыреста с лишним миль. Так все-таки следят за
мной или нет?
За следующий час я преодолел еще семьдесят миль, потеряв при
этом двадцать тысяч футов высоты. Пока все шло прекрасно.
На востоке стала заниматься заря, и я пожертвовал тысячью
футов, чтобы избежать ее лучей. Скорость спуска заметно возросла. Было такое
впечатление, будто я погружаюсь в океан — из светлых слоев воды в темные.
Но солнечные лучи преследовали меня. И вскоре мне вновь
пришлось скрываться от зари. Пробившись сквозь слой облаков, я продолжал спуск,
пытаясь одновременно определить свое местоположение. Сколько еще миль до
Ахерона?
Наверное, около двухсот.
Тут полоска зари настигла и обогнала меня.
Я быстро снизился до пятнадцати тысяч футов, выиграв еще
миль сорок. Затем отключил несколько пластин-антигравов.
Когда до поверхности оставалось примерно три тысячи миль,
уже совсем рассвело.
Минут через десять я нашел подходящее место и приземлился.
Солнце встало на востоке. Я находился примерно в сотне миль
от Ахерона, плюс-минус миль десять. Подняв купол кабины, я дернул за шнур
системы самоуничтожения, спрыгнув на землю и побежал.
Минуту спустя, шлюпка бесшумно развалилась на куски и
сгорела. Я перешел на шаг, закинул рюкзак за спину, сориентировался и
направился через поле к видневшимся вдали деревьям.