Число власти - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 72

Бурый оглянулся через плечо на труп омоновца. Дверь была настежь, и по полу тянулся смазанный кровавый след — от того места, где лежал дохлый мент, до того, где он наконец-то поймал причитавшуюся ему пулю. С этим нужно было что-то делать. Бурый увидел откатившийся в сторону ментовский берет и успел подумать, что лучшей половой тряпки просто не найдешь, как вдруг Мария Антоновна, по-кошачьи изогнувшись, сгорбившись, как ведьма, молча и страшно прыгнула на него, занося над головой шприц, как кинжал.

Это действительно выглядело жутко, как в ночном кошмаре. Бурый испугался, и реакция его была чисто рефлекторной. Слава богу, рефлексы у него были в порядке, и он не грохнулся в обморок и не закрыл лицо руками, а точно врезал этой ведьме по башке рукояткой пистолета — прямо по ее белой шапочке, по темечку.

Ведьма даже не вякнула — молча сложилась в коленях и упала на бок, выронив шприц. Шприц укатился под тумбочку, мятая белая шапочка свалилась, и волосы Марии Антоновны рассыпались по кафельному полу тяжелой иссиня-черной волной. Волосы у нее были густые, длинные — богатые волосы, в общем. С этими беспорядочно рассыпавшимися волосами она выглядела почти привлекательно — во всяком случае, казалась не такой уродливой, как обычно. Великое все-таки дело — волосы у бабы...

— Ни хрена не понимаю, — пробормотал Бурый, все еще глядя на медсестру. — Бешеная какая-то. Жить ей, что ли, надоело? А ты что-нибудь понял? — спросил он у больного, которого ему велено было допросить и “успокоить” — понятное дело, навеки.

Больной молча моргал на него слезящимися глазами и, кажется, готовился отключиться. Бурый плюнул, подобрал ментовский берет, присел и, выглянув в коридор, быстренько затер кровавый след на полу. После этого он закрыл дверь. Он бы ее запер, но здесь все-таки была реанимация, и запоры на дверях отсутствовали — некому тут было запираться изнутри, да и не полагалось это по здешним правилам. Поэтому Бурый ограничился тем, что задернул на стеклянной двери шелковую занавеску. В занавеске была дырка — как по заказу, точно посередке. “Жалюзи не могли повесить, — подумал Бурый. — А еще институт Склифосовского! Надо будет Паштету сказать, пускай отстегнет им на жалюзи. За благотворительность ему налоги скостят, а жалюзи, глядишь, еще пригодятся — трахнуть кого под шумок, врачу на лапу дать в интимной обстановке, а то и пришить какого бедолагу, чтоб зря не мучился...”

Ему тут же подумалось, что до разговора с Паштетом еще надо дожить, но он суеверно отогнал эту нехорошую мысль. В окно была видна больничная ограда, а за оградой — знакомый микроавтобус, тот самый, в котором они караулили Паштетова математика.

Бурый видел опущенное стекло со стороны водителя и выплывающие из салона клубы табачного дыма — пацаны были рядом, готовые прийти на помощь по первому его зову.

Он повернулся к больному, который по-прежнему молчал, глупо моргая коровьими ресницами.

— Ну ты, контуженный, — обратился к нему Бурый, — сейчас я буду спрашивать, а ты отвечать. Имей в виду, козел, времени у меня мало. Будешь ваньку валять — разорву, как Тузик тряпку, понял? Ты кто такой?

— Брат... Иннокентий, — с трудом выговорил “контуженный”.

— Какой еще брат? Чей брат? Кончай под дурака косить, урод! Ты это видел? — Бурый сунул под нос больному пакет, потом спохватился, содрал пакет, отшвырнул его в сторону и поиграл перед лицом своей жертвы пистолетом. — Видел? Один раз нажму, и твои тупые мозги долго будут от стенок отскребать! Говори, зачем вы математика пасли? Ну?!

— Смертный червь, — непонятно пробормотал человек, назвавшийся братом Иннокентием. — Бойся геенны огненной, тварь дрожащая, ибо надо мной длань Господня!

— Ты чего, козел? — опешил Бурый. — Ты кого червем... Это кто тут тварь?! Ах ты, туз дырявый! Да я тебя...

Он занес для удара руку с пистолетом, но вовремя спохватился. Ведь доходяга же, дай ему разок, он и отключится, а то и вовсе копыта откинет. А Паштет велел узнать, что им, уродам, понадобилось возле дома математика и кто они вообще такие, откуда взялись, чего хотят... А у жмурика разве что-нибудь узнаешь?

— Слушай меня, падло, — прошипел он, вдавливая пистолетный ствол в щеку брата Иннокентия. — Не знаю, чья там над тобой длань, но, если не скажешь, зачем сшивался возле дома профессора, никакая длань тебе не поможет. У меня тоже длань — о-го-ro! Глаза выдавлю, понял? Выдавлю и сожрать заставлю!

С этими словами он с размаху опустил левую ладонь на одеяло примерно в том месте, где у брата Иннокентия располагался пах. Брат Иннокентий дернулся всем телом и испуганно, почти по-женски, вскрикнул.

— Будешь орать — придушу подушкой, — деловито пообещал Бурый. — Говори, козел, время идет.

Он снова замахнулся левой рукой, и брат Иннокентий испуганно сжался, зажмурив глаза. Кажется, до него начало доходить, что Господь в данный момент занят какими-то другими делами и ждать от него помощи не приходится. Что же до самого брата Иннокентия, то он не был готов выдержать подобное испытание в одиночку, без прикрытия с воздуха. Бурый, как и любой опытный уголовник, при всех своих многочисленных недостатках хорошо разбирался в людях. Увидев, как дрожат зажмуренные ресницы брата Иннокентия, он понял, что разговор будет, и нажал еще чуть-чуть.

— Ну?! — грозно повторил он, и брат Иннокентий спекся.

— Грядет Страшный Суд, — не открывая глаз, дрожащим голосом пробормотал он, — и каждому воздастся по делам его...

Из-под его левого века вдруг выползла и, скатившись по щеке, повисла на мочке уха крупная мутноватая слеза. Бурый брезгливо поморщился и снова ткнул богомольца в щеку глушителем.

— Насчет суда я побольше твоего знаю, — сообщил он. — И насчет районного, и насчет Страшного... Это еще когда будет! Ты дело говори, некогда мне сказки слушать.

— Имя Господне, — сказал брат Иннокентий и замолчал.

— Ты опять? — расстроился Бурый. — У тебя что, все шарики в башке перемешались или ты все-таки под дурачка косишь? Смотри, плохо кончится. Дело говори!

— Имя Господне, — повторил брат Иннокентий с неожиданно прорвавшимся раздражением, — попущением Сатаны попало в руки недостойного. Мы пытались его остановить, вразумить, ибо в Имени этом заключена великая сила. Непосвященный же, владея Именем, неминуемо навлечет на весь род людской великие бедствия, ибо не ведает, что творит, и в гордыне своей способен... — он мучительно закашлялся, — способен по неведению употребить тайное Имя во вред... Гнев Господень... семь чаш гнева... семь последних язв... Анафема!

Это уже был полный бред — так, во всяком случае, показалось Бурому. Из всего этого бреда он понял одно: дорогу Паштету пытались перебежать какие-то религиозные фанатики, придурки, трясуны — одним словом, блаженные, не представляющие реальной угрозы. Оставалось только выяснить, откуда им, придуркам, стало известно про математика, и можно было кончать это дело.

Позади него раздался едва слышный шорох. Бурый обернулся и на мгновение опешил: перед ним стояла медсестра, и ему показалось, что это Мария Антоновна каким-то чудом ухитрилась подняться на ноги. Потом он увидел очки, белокурые локоны, похожие на парик, и понял, что его застукали и уходить теперь придется в буквальном смысле по трупам. Он шагнул вперед, замахиваясь пистолетом, но неожиданно возникшая медсестра не попятилась — наоборот, шагнула Бурому навстречу и выбросила вперед руку, в которой, казалось, ничего не было. Бурый почувствовал укол и короткую вспышку боли. Тело его сразу онемело и перестало слушаться.