Люди Кода - читать онлайн книгу. Автор: Павел Амнуэль cтр.№ 57

Спал Муса чутко, теперь он даже во сне слышал, о чем думают люди. Это мешало, голова оставалась тяжелой. Мысли, интересовавшие Мусу, у всех были одинаковы, и это еще больше убеждало его в том, что во всей Палестине он остался единственным человеком, сохранившим верность себе и исламу. Странно, что он не знал сейчас, какое слово поставить впереди: себя или веру. Еще вчера этот вопрос и возникнуть не мог. Сегодня он не то, чтобы начал сомневаться, сомнения — для думающих, а Муса просто понял, что у Аллаха есть в отношении его свои планы, Аллаху нужно, чтобы он, Муса, стал пророком вроде нового Мухаммада, и потому его, Мусы, личная неприкосновенность, его, Мусы, безопасность — прежде всего. Сейчас. А потом — видно будет.

У Мусы осталось восемь автоматных рожков, запас небольшой, пополнить его было негде, это означало, что нужно чаще прибегать к ножу и топору. Да и шума меньше.

За всем, происходившим в Газе, он следил с испугом — боялся, что его собственных сил нехватит, не сможет он один переломить ход событий, имя Мессии становилось популярным не меньше, чем имя Аллаха, а евреев в Газе сейчас было по меньшей мере столько же, сколько палестинцев. Хорошо еще, что они не строили здесь новых поселений. Приезжали торговать.

Однажды (после явления этого Кремера, Мессии-самозванца, прошли недели три) произошел случай, который сначала испугал Мусу до дрожи в ногах, но потом, когда страх улегся, этот случай убедил его в том, что Аллах именно Мусу избрал для исполнения своей воли. Группа евреев, торговцев из мошава Лапида, приехала в теплицу Салеха (Муса хорошо знал этого относительно молодого мужчину, часто видел его в родительском доме), чтобы оптом закупить помидоры для продажи на рынке в Беер-Шеве. Евреев было четверо, Салех — один. И все безоружные. Такой случай упустить было нельзя, Салех тоже умрет, предатель должен умереть, он хуже врага, потому что — свой.

Муса не стал рисковать и расстрелял группу из автомата. Вот тогда это и произошло. Трое умерли сразу, а четвертый, бородач в черной кипе, раненный в грудь, неожиданно выхватил пистолет (почему Муса не разглядел оружия? Кипастый думал только о качестве товара, это обмануло). От растерянности Муса стоял столбом — он успел расстрелять весь рожок. Надо было бежать или хотя бы броситься на землю (хотя и это, скорее всего, не спасло бы). Муса, как загипнотизированный, смотрел в черный глазок, и неожиданно бородатый еврей охнул, рука его с оружием как-то странно согнулась, грохнул выстрел, и пуля взвизгнула, отрикошетив от камня. А рука у еврея повисла плетью, и пистолет выпал. Остальное было просто. Муса отработанным приемом свалил бородача с ног и обрушил ему на голову приклад автомата.

Потом он долго пытался сообразить, что же случилось. Он ведь уловил и последнюю мысль этого еврея, не ожидавшего смерти. Крик боли, потому что руку кто-то вдруг переломил в предплечье, будто ударил железной палкой.

Муса забрал пистолет, отыскал в кармане мертвеца новую обойму. У себя в домике продолжал размышлять, мелькнула в голове мысль, додумывать которую Муса не стал, не потому, что счел неверной, но просто устал от раздумий. Легче было думать о том, как он ближе к полуночи пойдет в ресторанчик к Акраму и посмотрит на девочек. А может, и возьмет кого-нибудь. С тем и уснул.

А во сне Аллах или кто-то иной подсказал Мусе, в чем его истинная сила, которую он не понял, потому что ощутил ее неожиданно.

Ведь это он, Муса, сломал руку еврею. Взглядом сломал. Подумал — и все. Ведь действительно (вспомнил!), среди многих его обрывочных мыслей в тот ужасный миг (мысли! просто вопли…) была и такая: чтоб твоя рука сломалась. Муса и додумать ее не успел.

Так вот.

Проснулся он рано, и сон свой не помнил. Но неясная идея не давала ему покоя, и он, обойдя несколько машин, чтобы помочиться, стоял и задумчиво смотрел на дверцу старого «пежо», болтавшуюся на одной петле. Потом сосредоточился и закрыл дверцу. Замок защелкнулся.

Руки у Мусы мгновенно вспотели, а в висках начали биться маленькие молоточки. В конце концов, не настолько он был глуп, чтобы не понять, какой способностью владеет.

x x x

Мессия вошел в студию, Людмила шла за ним, и ее пропустили. Студия была новой и оборудованной по последнему слову телевизионной техники в течение последних двух месяцев. Ничто не мешало Мессии обращаться к людям, присутствие операторов — в том числе. Операторы и режиссер находились за прозрачной перегородкой, камера перемещалась сигналами с пульта, при желании Мессия и вовсе мог отгородиться от посторонних взглядов, опустив белые пластиковые шторы.

Он так и сделал, оставшись с Людмилой вдвоем. Ему было все равно, что подумают там, в операторской, да и на всей планете — не то, чтобы Илью Давидовича не интересовало мнение так называемой толпы, просто это мнение, высказанное или затаенное, ровно ничего не могло изменить ни в его мироощущении, ни в его желаниях, ни в тех поступках, которые он готов был совершить. Сам не отдавая себе в том отчета, Илья Давидович стал за прошедшие полгода другим человеком — вот уж действительно, бытие определяет сознание, а бытие Мессии имело мало общего с бытием простого ешиботника.

— Ты сядь здесь, — сказал Илья Давидович, показывая Людмиле на жесткий стул, стоявший вне поля зрения телекамеры. — Я хочу видеть твое лицо, когда начну говорить.

Людмила села на стул, чуть передвинув его к стене — яркая лампа светила в глаза, а она хотела видеть выражение лица Мессии.

Людмила волновалась, подобное ощущение она испытывала в своей жизни дважды: впервые — на вступительных экзаменах в университет, когда ей выпал билет, которого она не знала, и ей пришлось напрячь весь свой интеллект, чтобы заработать твердую четверку, а во второй раз это состояние пришло, когда она легла с Илюшей в постель, случилось это за неделю до свадьбы, обоим не терпелось, все получилось не так, как ей представлялось, и она не знала, лучше это или хуже того, что должно быть, и почему-то именно эта мысль мучила ее, не позволяя принять произошедшее естественно и без сомнений.

Над окном пультовой вспыхнул красный транспарант с ивритской надписью, одновременно на камере, стоявшей перед столиком, за который сел Мессия, зажегся красный глазок, и Илья Давидович сразу выпрямился, бросил на Людмилу беглый взгляд, в котором странным образом сочетались уверенность в себе и мольба о помощи, а потом сказал слова, которые ни при каких обстоятельствах не должен был произносить в микрофон:

— Я люблю тебя, — сказал Мессия.

И Людмила лишь спустя мгновение, пережив ужас и счастье, поняла, что признание было мысленным, а вслух Илья Давидович произносил иные слова:

— Говорю я вам от имени Господа, Творца всего сущего: все люди на Земле суть народ Израиля, а Земля суть пустыня Синайская. И говорю я вам от имени Господа, Бога нашего…

Речь Мессии текла плавно, он не знал, что это его последнее выступление перед человечеством, и не знал, что произойдет с людьми потом, когда все слова будут сказаны. Если бы речь Мессии слушал И.Д.К., он сказал бы, что Илья Давидович, наконец-то, добрался в своей внутренней эволюции до полного включения генетической программы Исхода, и сейчас необдуманными, но единственно верными словами открывал перед всеми людьми Кода дверь в ожидавший их мир. Код стал ключом, поворачивающимся в замке, и дверь уже начала приоткрываться.