Глава 15. Ад
Громкий хлопок, писк в левом ухе! От неожиданности и от испуга я дёрнулся на месте и повалился на бок. Ещё пока я даже не открыл глаза, серия ярчайших вспышек молнией пронеслась по черноте, застилавшей мой одурманенный сном рассудок. Открыв глаза, я невольно заслонил их ладонью. Несколько секунд глаза привыкали к невероятно ярким пятнам света в метре от меня – Гоша поливал из своего АКМа куда-то в черноту, вниз и налево, в сторону двери между прихожей и комнатой. В замкнутом пространстве «Калашников» грохотал так, что грохот этот уже сливался с писком, наполнявшим уши. Вскоре как будто из какого-то глубокого тоннеля до меня стал долетать отдалённый, как мне казалось, голос. Окончательно придя в себя после глубокого сна, я отвёл от глаз ладонь и посмотрел на Гошу. Да, голос, который я слышал будто бы издалека, принадлежал Гоше. Он отчаянно орал мне что-то, не отрываясь от стрельбы. Стрелял одиночными, но очень часто. Когда свист в ушах несколько спал, я начал слышать его слова.
– Лампу, Антоха, лампу! – уже совсем отчётливо услышал я. – Врубай лампу!
Я нащупал подле себя нашу ультрафиолетовую спасительницу и повернул рукоять в положение «ВКЛ».
Неяркий свет начал медленно расползаться по темноте, с каждой секундой набирая интенсивность… Я схватил свой автомат и вскочил на ноги. Чуть ниже, почти у начала лестницы что-то не то выло, не то ревело. Конечно же, это был афганец, или афганцы, которые пробрались-таки в здание, пока я спал. Если бы Гоша уподобился бы мне и уснул, то, пожалуй, ни он, ни я не проснулись бы уже никогда! Тем временем лампа светила уже в полную силу так, что я стал отчётливо видеть всё вокруг. В каких-то семи метрах, у подножья лестницы, кувыркался в конвульсиях афганец, в голову которого Гоша выпустил немалое количество свинца. Гоша прицелился поточнее и выпустил в голову бестии последний патрон, окончательно прервавший её дёргания.
– Этот единственный? – тяжело дыша от такого развития событий, протараторил я.
– Да! – отозвался Гоша. – И, слава всем святым, я его вовремя заметил, точнее услышал. Ты спишь, лежишь, а я сижу и сам кимарить начинаю. Но держусь, не поддаюсь сну, ибо пожить ещё ох, как охота. Вдруг слышу, в комнате мешок на пол грохнулся. Ну, я вскочил моментально. Глаза у меня к темноте привыкли уже, так что я сразу тварь эту в дверном проёме разглядел и решетить начал… Как пролез, сука, не понятно. Видать, они там что-то на что-то положили, хватило мозгов, чтоб до окна дотянуться. А мешки, что мы навалили – разве ж это преграда? Я-то надеялся, что они не допетрят, что там окно и, соответственно, не будут пытаться лезь туда. Ан нет! У гадов, видать, инстинкты ещё остались человеческие, понимают, что если не в дверь, то в окно…
Не успел Гоша договорить последние слова, как в маленькой комнате отчетливо послышалось какое-то шевеление. Гоша приложил указательный палец к губам и прошипел «тс-сс». На пороге между прихожей и комнатой медленно нарисовалась тень, затем, едва успев выглянуть из комнаты, взревел, попавший под ультрафиолетовые лучи, и сунулся обратно, во тьму, и сам афганец. При виде вблизи жуткого создания, похожего отдалённо на человека, но вызывавшего нечеловеческий страх, у меня затряслись ноги. Бестия стояла за стенкой, рыча, словно пёс на привязи, но больше даже не пытаясь выглянуть из своего укрытия. Мы стояли как вкопанные, боясь пошевелиться и оценивая ситуацию – выскочит ли афганец в любую секунду, несмотря на свет от лампы, или же ультрафиолет – действительно тот единственный барьер, который стопроцентно сдерживает этих тварей?! Жутко! Было очень жутко. За окном, за стенами дома слышались то и дело леденящие душу и кровь порыкивания, а то и вовсе истошные вопли афганцев. Вот, судя по звукам, ещё один залез через окно в комнатушку, потом сразу ещё один и ещё. Они, залезши внутрь, по одному на секунду показывались в дверном проёме и, взвизгивая от моментально получаемого ультрафиолетового ожога, подавались в глубь комнаты. Минут через пять «коробочка была полна». В маленькой комнате собралось порядка полутора десятков афганцев, а ещё слышались и звонкие удары о металлическую дверь между комнатами, подпёртую нами арматурой. И если совершенно безмозглые (как мы думали до недавнего времени) твари, оказавшиеся на деле весьма сообразительными, догадаются ещё и вытащить блокирующую открытие двери арматурину, то они уже будут проникать внутрь здания сразу с двух лазов… А лампа, вернее аккумулятор Хонды, явно не продержится всю ночь. Сколько он будет ещё поддерживать живительный для нас и губительный для афганцев ультрафиолетовый свет? Час, два? Может, три или даже четыре, но не до шести-семи часов утра, когда начнёт рассветать, и оставшиеся снаружи бестии разбегутся в поисках затемнённых убежищ, а тех, что внутри, мы сумеем истребить пулемётом или гранатами…
Я взглянул на часы. Проспал я недолго, хотя и не так уж мало, учитывая то, в какой ситуации и обстановке я сподобился «отрубиться» на полтора часа. Через одиннадцать минут должен был настать следующий день. А какой день? Какое число? Я почему-то, поймав себя на мысли, что я уже не помню, какое сегодня число, вдруг переключился на судорожное вспоминание сегодняшней даты и дня недели… «Так, – мысленно рассуждал я, – седьмого мы выехали, затем бессонная ночь у бабы Зои. Восьмое. Поймали бандита в плен. Петруччо охотится по вторникам. Восьмое – вторник. Вечером – страшная расправа над пленным на опушке. Ночь в «отрубе». Уже девятое. А что дальше?». Я никак не мог понять, какое сегодня число. Десятое? Одиннадцатое? Я пытался вспомнить, что же ещё происходило с нами до нынешнего момента и был в полной уверенности (тем более что водка по-прежнему ещё немного мутила мой рассудок, да и я ведь только что вырвался из сна), что из памяти моей начисто была стёрта пара дней. Но нет! Через несколько минут наступит десятое – четверг! Из-за густоты событий, наслаивающихся в мозгу одно на другое, из-за нервов, страха и водки я никак не мог поверить, что страшная опушка была всего лишь вчера! Настолько длинным мне казался сегодняшний день, настолько сильно были мы озабочены сперва тем, чтобы найти Дашу, а затем, чтобы спасать свою шкуру, что прошедший день по насыщенности событий легко бы мог сравниться с тремя обычными. Знакомое чувство! До «Конца» мы с Дашей много путешествовали. Объездили пол-России, всю Европу, были в Австралии и США. То были, пожалуй, самые счастливые дни в нашей жизни, которые мы могли бы теперь припомнить. Вырываясь несколько раз за год из рутины рабочих будней, из жаркой, пыльной и душной Москвы, мы с неописуемым восторгом от предвкушаемых впечатлений устремлялись им навстречу. Пожалуй, самым ярким и запоминающимся путешествием было путешествие в Скандинавию летом 2008 года, когда мы без малого за три недели проделали путь из Москвы аж до самой западной точки Скандинавского полуострова – норвежского города Бергена. Ездили мы, – представить только! – на этой же самой Хонде, подпирающей теперь снаружи дверь, ведущую в наше убежище; уже изрядно поцарапанная, с выцветшей краской и заляпанным салоном. Тогда же это была совершенно новая, блестящая машина последнего модельного ряда линейки ЦР-В. Я ежедневно любовался на неё из окна. Поблёскивая зеркалами, она, новенькая, безупречно чистая, радовала меня и заставляла с трепетом ждать того момента, когда поедем мы с Дашей на ней за тридевять земель, чтобы забыть всё насущное и всецело отдаться обаянию величественных норвежских фьордов и ревущих водопадов! И вот настал тот прекрасный, долгожданный день, когда мы, наконец, оставив позади погрязающую в утренних будничных пробках душную Москву, устремились по Ленинградской трассе навстречу прекрасному. Эх-х… Каким же насыщенным и незабываемым было то путешествие! За один день мы, бывало, проезжали многие километры, оставляя за окном машины одну страну и приветствуя другую. Какое-то, казалось, неимоверно сильное, прочно врезавшееся в память впечатление, могло уже через каких-то пару часов стереться из памяти под воздействием другого, ещё более сильного. Так, увиденный утром небольшой водопадик на въезде в Норвегию, заставивший нас, раскрыв рты, прилипнуть к окну машины, уже к обеду забывался от проезжаемых неописуемо красивых фьордов, в свою очередь, вечером уступающих в конкурентной борьбе за силу впечатления могущественному леднику… В результате, за каких-то три, всего три недели, в голове накопилось столько всякой всячины, что по приезде домой едва ли мы сами могли поверить, что отсутствовали столь незначительный срок, который в остальное время за рутинностью и однообразностью не был бы хоть сколь-нибудь примечательным, но тянулся бы целую вечность. Получается, что за три недели отпуска мы получили столько эмоций, сколько бы в совокупности не получили бы и за пару-тройку месяцев (именно на «пару месяцев» по ощущениям тянуло наше тогдашнее трёхнедельное автопутешествие), после чего вновь погружались в пучину повседневных хлопот.