– Там кирпичный особняк на опушке стоит, – продолжала старушка, – это вот Артура.
Я догадался, что Артуром звали друга её покойного сына.
– Вы как-нибудь осторожненько туда поезжайте, там много мерзавцев этих… – баба Зоя заплакала, понимая, что жива она благодаря большому криминальному авторитету и всем его прихвостням, грабящим и убивающим невинных людей. – Чтоб им пусто было, гадам, чтоб им… – она зарыдала уже в голос. – Я от Артура больше ни хлебной крошки не возьму, катись он к чертям, – причитала она. – Не буду я больше есть этот хлеб, «кровавый» хлеб! – воскликнула баба Зоя и перекрестилась. Я нежно взял её худую, скрученную ладонь в свою руку.
– Баба Зоя, Господь с Вами! Я Вам обещаю, слышите, обещаю, всё будет хорошо.
Затем я сбегал к машине и взял у Гоши несколько банок тушёнки, пять батонов хлеба (практически всё, что было у того в рюкзаке), несколько упаковок спичек, и отнёс всё это бабе Зое в знак благодарности за посильную нам помощь, и просто из желания хоть как-то ей помочь материально. Потом я рассказал Клопу, что нам нужно ехать в это Перепахово, и что там, вероятно, много отъявленных бандитов. Тогда мы, посовещавшись совместно с Ярославом и Олегом Ивановичем, попросили бабу Зою приютить у себя на время отца Ярослава с детьми, а сами решили очень осторожно пробраться в деревеньку Перепахово и «послушать» в тех краях вероятный сигнал рации, оставшейся в Хонде. Та была не против, и дети с дедушкой отправились в домик.
С Клопом и Гошей мы посмотрели на карте расположение деревни Перепахово. До неё, действительно, езды было километров пятнадцать-двадцать. Нам нужно было проехать ещё около трёх километров вперёд по трассе, а затем свернуть налево и по дороге, отмеченной на карте как грунтовая, ехать оставшееся расстояние, удаляясь от трассы.
Было около пяти часов утра, когда мы вчетвером: Клоп, Гоша, Ярослав и я выехали в сторону «Перепахово». С трудом отыскав нужную дорогу, мы свернули с трассы и начали углубляться в сторону дремучего чёрного леса, куда и вела та грунтовая, ужасно разбитая дорога. Мы ехали, естественно, с выключенными фарами и очень-очень тихо, то и дело заглушая мотор и прислушиваясь к окружающим звукам. Вокруг стояла гробовая тишина, и только изредка вдалеке можно было услышать волчий вой и чуть ближе «угукание» сов. Можно сказать, нам немного повезло от того, что на улице был морозец, порядка трёх-пяти градусов, и мы относительно легко, хоть и крайне осторожно, продвигались вперёд. Если бы на дворе был, скажем, сентябрь или октябрь, мы бы абсолютно точно не проехали бы и двух километров, а увязли бы по уши в дорожной грязи. Теперь же грязь и глубокая колея были прихвачены морозом, и почва под колёсами была достаточно твёрдой. Хотя пару раз приходилось выходить из машины и толкать её, когда та, всё же, проваливалась колесом в не успевшие как следует промёрзнуть грязевые ямы. Таким образом, минут за сорок пять мы преодолели километров восемь. Оставалось совсем немного до Перепахово, если, конечно, мы каким-нибудь образом не сбились с пути и ничего не перепутали.
– Дальше ехать опасно, услышат – изрешетят, – заключил Клоп. – Значит так, – продолжал он, – мы с Гошей на разведку, а вы тут сидите, – обратился он к нам с Ярославом, – только машину сейчас с дороги уберём, а то мало ли чего, кто поедет из этих, тогда капец.
– Правильно! – полностью согласился с ним я. Ярослав тоже был за.
Тогда мы втроём вышли из машины, чтобы максимально её облегчить, а Ярослав потихонечку между деревьев начал отгонять машину в укромное, недоступное для обнаружения с дороги место. Маскировка машины путём углубления её в лес метров на сто-сто пятьдесят от дороги заняла у нас не менее получаса, потому что машина намертво зарывалась в слой гниющих листьев, сучьев и прочего лесного хлама. Наконец, машина была надёжно «припаркована» между двумя пышными елями так, что с дороги увидеть её было невозможно.
Мы отряхнулись от грязи. Клоп сказал нам, чтобы мы ждали их тут, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Сверили часы. Условились, что если они не вернутся до десяти часов утра, то мы с Ярославом должны были попытаться самостоятельно вытолкать машину и ехать обратно к бабе Зое, а если не получится на машине, идти туда пешком. Но я не хотел даже и представлять себе, что будет, если с бойцами что-то случится. Я был на все сто процентов уверен, что они-то знают своё дело и будут предельно внимательными, к тому же у них есть огромный опыт ведения разведывательных и боевых действий, в том числе и в лесной местности. На этот раз бандиты не смогут быть ни хитрее, ни умнее двух матёрых военных.
И они ушли во тьму, а мы с Ярославом остались сидеть в машине. Ещё раз я выразил ему свою невероятную благодарность за то, что он согласился помочь нам, хотя мог бы сослаться и на детей, и на опасность обстановки и отказать. Ещё немного поговорили за жизнь. Уже начинало понемногу светлеть. Минут через двадцать я незаметно начал погружаться в сон.
Откинув по примеру Ярослава спинку пассажирского сиденья назад до почти горизонтального положения, я задремал. Снов никаких я не видел, а погрузился в глубочайший сон; это и понятно, ведь столько произошло за сегодняшнюю ночь… А мы не афганцы – простые смертные, и невероятный стресс плюс физическая нагрузка отправили организм в глубокий нокдаун.
…Я резко подскочил от какого-то стука, да так, что сильно ударился головой о подлокотник на двери. За окном было уже совсем светло, и я сразу же, хоть и спросонья, разглядел за стеклом Клопа с Гошей. Но они были не одни: с двух сторон держа за заломленные за спину руки, они привели с собой какого-то мужика славянской внешности, достаточно крепкого телосложения, на вид которому было немногим за тридцать. В его рту был вставлен кляп, наскоро смастерённый из какого-то тряпья. Ярослав тоже проснулся и поспешил открыть двери.
– Быстро, быстро заводи машину, поехали скорее! – едва приоткрыв дверь, велел Клоп. – Антон, выходи, будете с Гошей машину выталкивать.
Я мгновенно вышел из машины, после чего Клоп усадил незнакомца на заднее сиденье, а сам сел рядом, держа у виска пленного пистолет. Ярослав же завёл машину и начал сдавать назад. Машина несколько раз застревала в грязи, но мы с Гошей помогали ей выкарабкаться. Довольно скоро из нашего укрытия мы выехали на основную грунтовую дорогу, по которой и ехали порядка восьми километров, свернув с Ленинградской трассы.
– Теперь давай к Ленинградке, а там в сторону от Москвы потом, – обратился Клоп к побледневшему от хода развития событий Ярославу, – до вечера нам надо залечь на дно где-нибудь в лесу, неподалёку.
– А что такое? Кто это? – поинтересовался я у Клопа, кивнув в сторону сидящего по правую руку от меня и зло разглядывающего окружающих мужика с кляпом во рту.
– Да вот, выловили с Гошей птичку в лесу. Птичку с недержанием, – и оба бойца хрипло загоготали. – Вышли на опушку, значит, дом тот увидели (Клоп имел в виду дом Артура, описанный бабой Зоей; бандитское логово). Ну, сели в кустах с биноклем, понаблюдали – ничего интересного, окна занавешены, не видать ни зги, – продолжал Сергей Валерьевич. – Думали, как поступить, а пока думали, глядим, дверь парадная открывается и птичка наша, пошатываясь, идёт прямо к нашему кусту нужду малую справлять. Всё, думаем, кабздец: обоссыт сейчас и фамилии не спросит! – на этой фразе все сидящие в машине, кроме пленного, засмеялись. – Так вот. Такого мы допустить не могли и его, так сказать, повязали немножко. Пообщались чуток – птичка ценная, один из этих аспидов, – Клоп презрительно мотнул головой, имея в виду бандитов, которых недавно нам удалось нейтрализовать. После этих слов он попросил меня развязать кляп на затылке у пленного, но сам при этом не опустил нацеленный на него пистолет. Я развязал кляп.