— Единственный человек, который знал все, это Пьер — шкипер рыбацкой посудины. Вот почему он так хорошо сохранял присутствие духа. Он поклялся молчать... Ты тоже.
— Мне это не нравится.
— Ты будешь делать то, что тебе скажут. Чарльз, уверяю тебя, более требователен к выполнению приказа, нежели я. Мы работаем вместе уже восемь лет. Два года цыгане, живущие за «железным занавесом», переправляли что-то из-за границы. Что именно, мы не знали. На этот раз нас обошли только русские, но даже они не добрались до сути.
— Но Гэюз Стром...
— ...Наш китайский приятель в Арле. Временно его задержала французская полиция. Он слишком далеко зашел, и Чарльз устроил ему необходимую техническую задержку. Сейчас его отпустили. Дипломатическая неприкосновенность. Он все это устроил, он китайский военный атташе в Тиране.
— Тиране?..
— Это столица Албании.
Сессиль полезла к себе в сумочку, достала очки, посмотрела на Боумана:
— Но нас просили...
— Нас?
— ...Лилу и меня — мы работаем секретарями в адмиралтействе — присмотреть за вами. Нам сказали, что один из вас под подозрением.
— Прости, но и это наша с Чарльзом работа. Вот такие мы и есть на самом деле: с одной стороны — хорошие, а с другой — не очень... Нас не должны были видеть вместе, но нам нужен был какой-то канал связи. Вот мы и увидели разговаривающих подружек. Подружки приходят домой, звонят по телефону и все нам рассказывают... Вот мы и нашли наш канал.
— Так вы все это подстроили? — Сессиль вырвала свою руку. — Вы знали...
— Прости, но это нужно было сделать.
— Ты хочешь сказать...
— Да.
— Родинка-клубничка...
— Прости еще раз. — Боуман восхищенно покачал головой. — Я должен отметить, что это было самое полное досье, которое мне приходилось когда-либо видеть.
— Я презираю тебя! Ненавижу! Ты самый презренный...
— Да, я знаю. Но это не страшно. А вот что меня действительно беспокоит — это то, что мы нашли только двух свидетелей невесты.
— Двух вполне достаточно! — твердо сказала Сессиль.
Боуман встал, улыбнулся, подал ей руку. Они подошли к балюстраде и посмотрели вниз.
Почти прямо под ними за накрытым столом сидели Дюк де Кройтор и Лила. Очевидно, Дюк был на подъеме, так как, несмотря на то что в руке он держал завернутую в салфетку ножку барашка, он ничего не брал в рот.
— Боже мой, Боже мой! — повторял он, глядя на свою светловолосую собеседницу с расстояния, равного примерно шести дюймам. — Я бледнею от одной только мысли, что мог потерять тебя навсегда! Я даже не предполагал...
— Чарльз!
— Ты хорошо готовишь?
— Да, Чарльз.
— А палочки из хвостов лангустов в сливочном масле ты можешь приготовить?
— Да, Чарльз.
— А курицу, тушенную в белом вине?
— Да, Чарльз.
— А филе морского гребешка?
— Конечно.
— А молодую цесарку с трюфелями?
— Это мой конек!
— Лила, я люблю тебя. Будь моей женой!
— О, Чарльз!
Они бросились друг другу в объятия на глазах у изумленной публики. Нога барашка упала на пол.
Все еще держась за руки, Боуман и Сессиль прошли в патио и сели за столик невдалеке от Лилы с Чарльзом. Боуман сказал:
— Не обращай внимания. Ему нет дела до французской кухни. Во всяком случае, не тогда, когда речь идет о твоей подруге.
— В большом лысом бароне все еще живет душа юноши?
Боуман кивнул:
— Предложение руки и сердца, уверяю, не его специальность.
— Может быть, твоя?
Боуман подвел Сессиль к столику и заказал коктейль.
— Я не совсем понимаю...
— Девушкам нравятся такие предложения, — лукаво улыбнулась Сессиль.
— А! Мадемуазель Сессиль Дюбуа, будьте моей женой!
— Так уж и быть!
— Touche
[2]
. — Боуман поднял свой бокал: — За тебя, Сессиль!
— Спасибо!
— Не за тебя, за нашего второго ребенка! Помнишь, за первого мы уже пили однажды?..
Они улыбнулись и посмотрели на парочку за соседним столиком. Те все еще глядели глаза в глаза, но к Дкжу де Кройтору уже вернулось его обычное хладнокровие. Он хлопнул в ладоши.
— Encore! — сказал он.