– Даже самая страшная буря должна когда-то закончиться. Брота легла, чтобы утихомирить головную боль, но, видимо, задремала, так как ее разбудил стук в дверь.
– Кто там?
– Новичок Катанджи, госпожа.
– Одну минуту.
Буря почти кончилась. Корабль уже не так сильно раскачивался и трещал, и в окно лился солнечный свет.
Ее каюта представляла собой деревянную коробку, но больше, чем у других, с местом для стола и сундука, и с нормальной кроватью – единственной уступкой ее возрасту. Фонарь на шкафу был единственным на борту, являясь большим символом власти, нежели кинжал ее сына. Ее каюту украшали ковер, занавески и три небольших гобелена на стенах.
Она села на кровати и попыталась привести мысли в порядок. Ветер утихал. Вероятно, было около двух часов до заката, и солнечный свет пробивался из-под края туч. Видимо, скоро они смогут продолжить свой путь. Она с трудом поднялась и подошла к двери, чтобы впустить Катанджи. Он широко улыбался; лицо его было грязным, а волосы мокрыми.
– Пришел за деньгами, да? – усмехнулась она и отсчитала на столе его пятнадцать золотых. – Еще две серебряных? Что, если я скажу твоему брату?
Он внимательно посмотрел на нее и пожал плечами.
– Тогда я в следующий раз не стану тебе помогать, – сказал он.
Какой еще следующий раз?
– Откуда у Первого пятнадцать золотых?
– О, большая часть из них – это деньги Нанджа, – ответил он. – У меня те его десять, что он получил за Телку, помнишь?
Она протянула ему две серебряных монеты.
– Спасибо тебе, воин .
– Рад был помочь, воин , – нахально ответил он, но благодаря его чарующей улыбке подобная дерзость сошла ему с рук. Она отметила, что все монеты пошли в один и тот же карман. – Собираешься плыть дальше, или останешься на ночь, госпожа?
– Плыть дальше. Эти, в капюшонах, знают, что твой брат на борту.
– Значит, ты не веришь в заклинание, приносящее удачу? – Глаза его блеснули.
У нее не было привычки обсуждать собственные решения – даже с Томияно, не говоря уже о сухопутных Первых, но…
– Нет. А ты?
Он усмехнулся.
– Конечно! Кроме того, Холийи только сегодня жаловался, как давно он не проводил ночь в гавани.
– Пусть моряк Холийи сам заботится о своей половой жизни, новичок, или Ннанджи придется побеспокоиться о твоей.
Он смущенно покраснел. В конце концов, он был всего лишь мальчишкой, однако сообразительности у него было не меньше, чем у торговца-Пятого.
– Что-нибудь еще? – спросила она, думая о том, успеет ли она принять душ, прежде чем они отчалят.
Он кивнул.
– У меня есть для тебя кое-какая информация. Думаю, она стоит золотого. Может быть, двух.
Она села на кровать, отчего веревки громко заскрипели, и подозрительно уставилась на него.
– Два золотых! Это что, эликсир жизни?
Он покачал головой.
– Откуда у тебя эта информация?
Он снова покачал головой.
– Не могу сказать. Хочешь услышать?
– Кто решает – стоит она одного золотого, или двух, или вообще ничего?
Он поколебался и пожал плечами.
– Полагаю, ты.
– Если мне она не нужна, тогда я не стану платить?
Он неопределенно кивнул, потом снова улыбнулся.
– Тебе она нужна. В городе есть два торговца медью, Джасиулко и Феннероломини.
Это ее заинтересовало.
– Как ты это выяснил? Ты был на берегу, в городе колдунов? Это безумие!
Он тряхнул мокрыми волосами.
– Воины не сходят здесь на берег, госпожа.
Она посмотрела на его ноги.
– Тогда я лучше скажу Том'о, чтобы он помыл палубу.
Он посмотрел вниз и прикусил губу, раздосадованный тем, что забыл о такой мелочи.
– Пожалуйста, не спрашивай, госпожа.
Где паренек ухитрился так перепачкаться? Его лицо, казалось, было покрыто слоем жира. Многообещающий мальчик. Собственно, решила она, он – одно из тех самых чудес Шонсу.
– Информация о торговцах, конечно, ценная, Катанджи, однако она не стоит двух золотых.
– Есть кое-что еще, – широко улыбаясь, сказал он.
– Давай.
– Две ночи назад был пожар, – возбужденно выпалил он. – Склад Джасиулко сгорел. Он потерял весь свой товар.
Брота уставилась на него, не в силах произнести ни слова. Она не сомневалась в том, что он говорит правду. Она протянула руку к мешочку с деньгами и молча подала ему еще два золотых.
5
Возможно, дело было в заклинании колдуна, но Брота предпочитала думать, что это работа Богини. Так или иначе, она оставила корабль в гавани на ночь, а утром известила обоих торговцев медью. Им пришлось торговаться друг с другом, так как Феннероломини дорого бы дал, чтобы оставить Джасиулко ни с чем. В конце концов весь груз забрал Джасиулко за пятьсот двадцать три золотых. Брота пожала ему руку, затем спустилась в свою каюту и станцевала джигу.
Лаэ отправилась на разведку и вернулась с радостной вестью о мебели, сделанной из напоминавшего дуб дерева, которое нигде не росло, кроме как в окрестностях Вэла. Когда торговые агенты доставили образцы, Брота согласилась с ее оценкой и загрузила корабль полированными столами, витиевато украшенными стульями и изящно инкрустированными сундуками. «Сапфир» провел в гавани вторую ночь, и колдуны никого не беспокоили. Ннанджи скрывался в рубке. Бред Шонсу стал тише, а его рана – еще хуже. Казалось, он был как никогда близок к смерти.
Никто не спрашивал, где новичок Катанджи, но на следующее утро он был на корабле – когда «Сапфир» на рассвете отчалил в направлении Дри, находившегося в трех днях пути выше по реке, все еще с умирающим воином на борту.
– Шли дни, но до Дри не становилось ближе. Развернув все паруса, «Сапфир» едва двигался по остекленевшей реке, с трудом преодолевая силу течения под судорожным, прерывистым ветром.
Хонакура становился все более озабоченным. Даже он, при его профессиональной вере в чудеса и миссию Шонсу, все с большим трудом мог поверить в то, что воин останется в живых. С каждым утром могучая фигура Шонсу выглядела все более истощенной, и то, что он все еще жив, казалось результатом прямого вмешательства богов. Джия от усилий и тревоги превратилась в привидение, Ннанджи был мрачен и угрюм.