— А что с ним случилось? Кем он был, пока не стал Полчеловеком?
С минуту папа жевал молча, и рыжая щетина у него на подбородке отсвечивала на солнце медью.
— Это его личное дело, и когда-нибудь ты сможешь спросить его об этом сам. Но ты понимаешь, что тебе нельзя рассказывать о Хильфвере или о Веаргахлейве никому? Вообще никому.
— Да, господин мой. Обещаю.
— Мы теперь вдруг стали примерными мальчиками, — папа усмехнулся и ненароком раздавил локтем яйцо. — Твоя работа, сын, такая же, как у любого мальчишки твоего возраста: наделать как можно больше ошибок, пока ты достаточно мал, чтобы тебя прощали за них или просто пороли. Тебе десять лет, и, начиная с этого возраста, закон начинает смотреть на тебя как на взрослого, так что ты едва не опоздал с этим. Очень скоро тебя сочли бы не непослушным, а злоумышленником. И что ты понял?
Вот оно.
— Я понял, что Веаргахлейв запрещен не просто так, так что я нарушил правила, когда пришел сюда.
Последовало молчание.
— И это все? — спросил папа.
— Ну, тот глитм, который Хильфвер…
— Об этом мы еще поговорим. Давай сначала про сам Веаргахлейв.
Радгар подумал.
— Я нарушил правила.
— В нарушении правил нет ничего особенного, если ты знаешь, зачем эти правила установлены и что с тобой будет, если ты их нарушишь. В свое время я нарушил уйму всяких правил. Правила обычно устанавливаются, чтобы защитить тебя или других людей, а королевские законы наказывают тех людей, кто причиняет вред другим людям, нарушая правила. Но если правило несправедливо или просто неправильно, тогда нарушить его — это твой долг! Я искренне горжусь тем, как ты нарушил это правило — проехав сквозь туннель, потом отослав Эйлвина назад и оставшись сам, когда ты решил, что тут что-то не так.
Радгар едва не задохнулся от удивления.
— Ты? Гордишься?
— Я горжусь твоей смелостью. Твоя глупость — совсем другое дело.
— Ох…
— Ты не знал, зачем установлено такое правило, и все же ты его нарушил. Я всегда говорил тебе не забывать про волчицу, но ты и на волка даже не оглянулся. Это глупо! Глупо было оставаться в кратере — ты мог подождать снаружи, чтобы увидеть, кто оставил вьючную лошадь. Что еще ты понял — если понял, конечно?
Радгар решил, что сыт и больше не хочет есть.
— Глитм? Хильфвер пытался узнать, каков рок Вульфвера.
Папа вздохнул.
— Да. И что с ним?
— Он не дал ясного ответа.
— Иногда так бывает. Ты заметил, на какое острие пошел Вульфвер?
— Вода.
— Не самый плохой случай. Некоторые стихии могут означать столько всякого, что от глитма мало толка. Ну, например, что смысла знать, что твое проклятие — это Случайность? И глитм действует только раз. Если проклятие Вульфвера — вода, то Хильфвер может заговорить его от воды. Тогда он скорее всего не утонет, но ему все равно суждено умереть, как и всем нам. Он встретит другой рок, и об этом глитм его уже не предупредит. И он не подействует, если ты заговорен. Невозможно заговорить человека от двух стихий сразу.
Тут Радгару пришлось рассказать, как он вышел на открытое место, и что Вульфвер, возможно, шел к нему, а не к воде. Вид у папы был не самый довольный.
— Вульфвер знает об этом?
— Нет, господин. Хильфвер сделал мне знак спрятаться, прежде чем разрешил ему снять повязку с глаз. И я не уверен, что это глитм призвал меня сюда, в Веаргахлейв, потому что они еще не начинали его, когда я проходил туннель.
— Ладно, пора ехать. Смой кровь с лица. — Папа встал и потянулся за полотенцем. — Я тоже не уверен, но порой от заклинаний можно ждать чего угодно. Будь я на месте Вульфвера, я бы успокоился на этот счет, проткнув тебя мечом. Поэтому запрет на рассказ кому угодно про Веаргахлейв вдвойне относится к глитму, понял? И пожалуйста, не рассказывай об этом матери!
— Да, господин. — Радгар начал вытираться. Он был слаб, как размокшая тетива. Ему хотелось спать месяц без перерыва. — Хильфвер сказал, что может повторить глитм для Вульфвера.
— Хорошо. Я могу привязать тебя к кровати до тех пор, пока он не сделает этого. — Папа улыбнулся, давая понять, что говорит это не всерьез. Но что еще у него на уме, не считая того, что он заберет Свеальма?
— Как думаешь, он сложит глитм для меня? После всего, что я сделал с его домом? А для тебя он это делал — я имею в виду, глитм?
— Если ты причинил ему хотя бы половину того вреда, что говоришь, я не подпущу тебя к этому древнему ужасу на полет стрелы до тех пор, пока ты не вырастешь вдвое больше Вульфвера. И потом, глитм может с тобой не сложиться, потому что глупость не считается стихией, хотя стоило бы. Глупости в мире больше, чем всего остального, вместе взятого. — Улыбка исчезла с папиного лица, когда он принялся надевать через голову рубаху. Когда голова его показалась из воротника, лицо его хмурилось. — Я думаю, как-нибудь он сложит глитм и для тебя, если я попрошу его. И — да, я знаю свой рок, но — нет, я не скажу тебе, в чем он. Этого я не говорю никому. Собери еду; я отнесу ее Хильфверу в знак мира.
Радгар уже оделся. Он наелся и согрелся — и засыпал на ходу. Почему же папа заставляет его ждать плохих новостей?
— Возьми это, — сказал папа. Сам он взял второй мешок и пошел к Виге. — Я посажу тебя на Свеальма и пригляжу, как ты въедешь в туннель. Я хочу, чтобы ты ехал прямиком в Халигдом и попросил Заклинателя Плегмунда исцелить эту шишку на лбу, пока ее не увидела твоя мать. Я пришлю ему денег.
— А ты?
Некоторое время папа не отвечал, затягивая подпругу.
— Ты сильно повредил хижину Хильфвера? — спросил он наконец.
Радгар низко опустил голову.
— Папа, я почти совсем развалил ее. Ее придется строить заново, но я ничего другого не придумал, чтобы…
— Вот и хорошо, — сказал король. — Я уже несколько лет пытаюсь переселить этого старого упрямца в дом получше, а теперь ему придется это сделать, хочет он этого или не хочет. Этим я сейчас и займусь. В долине несколько хороших, крепких домов, в которых никто не живет. Скажи маме и Леофрику, что меня не будет до завтра. — Он вскочил в седло и протянул руку. — Садишься?
— Скажи! — взмолился Радгар. — Пожалуйста, ну пожалуйста, не заставляй меня ждать дальше!
Папа удивленно посмотрел на него.
— Ждать чего?
— Того, что ты собираешься делать со мной! Пусть это будет порка, столько розог, сколько ты захочешь, и я буду чистить конюшни или рубить кукурузу с фраллями, что угодно, правда, что угодно, только, пожалуйста, пожалуйста, не забирай у меня Свеальма!