«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 87

— Патриаршество я обратно на Руси введу, Поместный собор прикажу вскоре собрать. А крестьян монастырских заберу, не обижайтесь — нам к войне с турками готовиться надо.

— Так не можно и Богу служите, и мамоне. Це дило, ваше величество. Так вот о чем я говорю. Я позавчера все понял, когда о победах ваших узнал, государь. И кровь вы свою царственную, не колеблясь, пролили, и в бой козаков вели. И о грамоте вашей, козакам жалованной, тоже ведаю. Вот тут-то Кириллу покойному я и отказал. И людям своим накрепко приказал вас беречь. То не они вам отравы подсыпали, у меня с этим строго. За хиршу, та в ямину, без отпевания. То ваши людишки вам, государь, измену подлую учиняют. Их и треба шукать…

Петр оперся на трость, задумался. Выходит, правы те, кто писал, что молодой Алешка Розум был немного колдуном. Или, как иначе в народе говорят про таких, «знающий человек». А каким образом простой певчий хора смог бы стать тайным морганатическим мужем императрицы Елизаветы Петровны? Ведомо ему тайное, ведомо…

— То, государь, меня токмо одного касается, — словно прочитал его мысли Алексей Григорьевич и горько усмехнулся.

— А вреда вашему величеству здесь нет, и веры православной ущемления. Велите не пытать людишек моих — неповинны они. Если желаете, то сам буду отныне вашу пищу первым вкушать, спокойствия ради вашего. Но я только за брата покойного прошу — по дурости он все затеял, без знания. Потому и смерть принял, что против дела правого пошел. Не за себя прошу — род наш ославить на века не хочу. То пагуба будет…

И Разумовский преклонил перед ним колени и опустил свою седеющую голову. Петр машинально положил на волосы руку.

— Не держу зла на род. Да и на людей тоже. Дурни они. Тело своего брата возьми и похорони достойно. Но тихо, к чему врагов наших неустройством радовать. То боль наша. Иди спокойно, но гостем у меня прошу бывать часто. Это моя к тебе просьба, Алексей Григорьевич…

Проводив старого графа, Петр почувствовал голод и приказал казакам принести поесть. Сам же, ожидая завтрака, уставился в окно.

Светало. Что за привычка появилась — новый день раньше петушиного крика начинать, да еще кровь проливать. Петру на память пришла схватка с сербскими гусарами. Да, двое суток с той первой крови прошло, а сколько смертей эти дни своей жатвой собрали.

Петр потер пальцами виски — в голове стучали маленькие молоточки. Из его груди вырвался рык злобного зверя. Он вспомнил трех своих отравленных женщин и троих слуг, которых не знал. Шесть человек зараз выхлестнули, яда не пожалели. Ну что ж, тогда и он никого не пожалеет…

Дверь открылась, и Нарцисс стал расставлять из корзины принесенные «яства». Жизнь Карла Двенадцатого началась в полной красе — холодная колодезная вода, миска с кисловатой черешней и сладкой клубникой, два сваренных вкрутую яйца, свежий огурец из парника, целиком зажаренная на углях курица, половина каравая душистого пшеничного хлебушка. И неизменный кофейник с только что сваренным кофе.

Петр вопросительно посмотрел на арапа. Нарцисс все сразу понял и тихо сказал:

— Казаки сами все сготовили, а я кофе сварил.

Хм, сами… Набрали всего понемногу с грядок, а хлеб свистнули из пекарни — горячий, мягкий. А курица часа два назад еще в загоне бегала, ей головушку махом отвернули да на саблю вместо шампура и насадили. Водичку в колодце набрали, ну а к кофе ты, мой верный арап, никого не подпустишь. С вещами тоже нормально — сундуки казаки крепко охраняют.

Меры действительно предприняли чрезвычайные, и Петр, вонзив крепкие зубы в сухую куриную плоть, здраво сказал себе: «Пусть это и не очень вкусно, зато несварения желудка не будет и дольше проживешь».

Однако закончить завтрак в одиночестве не пришлось — заявился радостный, но немного озадаченный Девиер. Глядя на повеселевшую рожу генерала, Петр хотел предложить ему половину огурца, но тут его нос уловил такой запашок от генеральского мундира, что есть расхотелось.

— Ты бы хоть мундир заменил, воняет же. К царю пришел, чай…

— Прошу простить, ваше величество. Слугу с опочивальни вашей нашли, в спину кинжалом заколотый и в яму выгребную сваленный. Да жердиной его еще притопили, чтоб видно там не было…

— С чего решили, что кинжалом?

— А вот он. В яму брошен был, но мужики его через четверть часа там же нашли, — Девиер положил на стол кинжал с узким и тонким лезвием. Такие вроде бы еще стилетами называются. Петр покрутил в пальцах отмытый клинок и мысленно простил генералу его помойный запах — теперь стало понятным его происхождение…

— И что намерены делать, генерал?

— Всем кинжал сей предъявлю и мыслю, что хоть кто-то его опознает. И отравителя поймаю.

— С чего ты решил, что убийца и есть отравитель?

— Слуга по незнанию отраву принес, его могли отвлечь и в блюдо подсыпать, или свечи травленые дать. Вот потому-то его и зарезали в ретираде, чтоб не донес о своих подозрениях. Ясно одно, ваше величество, — тот, кто яд приложил, прямого входа к вам пока не имеет. Вот я его и ищу…

— А может, он сбежал уже?

— Нет, государь. Кругом гусары Милорадовича стоят и никого не выпускают. Найдем через час убийцу, никуда он уже не денется…

Дверь тихо приоткрылась, и на пороге возник адъютант со странно знакомым лицом.

— Гонец из Кронштадта от коменданта Нумерса, ваше величество. Прикажете впустить?

— Идите, генерал. Дело делайте!

На выходе Девиер столкнулся на пороге с морским офицером, последний пропустил генерала и лишь потом сам зашел. Петр внимательно посмотрел на него — взгляд прямой, честный, смотрит с уважением, но без подобострастия, хорошо смотрит.

— Ваше величество, пакет от командора Нумерса, — моряк протянул засургученное печатями послание.

— Что в нем? — слегка полюбопытствовал Петр и внезапно ощутил ползущий по спине неприятный холодок.

Моряк в смущении замялся и стал топтаться на месте, как застоявшийся жеребец.

— Ваше императорское величество, простите меня великодушно за дурные вести. Граф Роман Илларионович Воронцов и его дочь Елизавета Романовна вчера вечером умерли…

— Как умерли?! — взвыл Петр во весь голос. Дверь тут же отворилась, и в комнату вбежали казаки с обнаженными саблями. И застыли на пороге.

— Они были отравлены, и о том в письме отписано вашему величеству. — Моряк неловко поклонился.

Хотелось лезть на стену и выть во весь голос. Девять душ за одну ночь погубили — восемь отравили, а еще одного прирезали. Ярость бурлила, и в душе Петр метался раненым зверем…

У покойного графа и его дочери руки были в маленьких язвочках, а на местах порезов пальцев об острые края футляров — синяя помертвевшая кожа. Медики, которые смотрели тела умерших, в один голос, по утверждению Нумерса, твердили — яд, впитанный в кожу, должен умертвить несчастные жертвы за двое суток — оттого и язвы на руках появились, как у несчастных фрейлин.