«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 57

— Вот и хорошо, генерал. Иди спать, да выспись хорошенько, а то глаза красными стали, как у кролика.

— У меня к вам просьба, ваше величество, — Гудович встал с кресла, — никто не сомневается в вашей отчаянной храбрости, государь, но иной раз, простите меня, солдаты говорят, и я сам видел, что вы ведете себя в бою с безумной отвагой, как ваш дед… король свейский Карл. Прошу вас быть осторожным в завтрашнем бою. Случайная рана, такая, как та, которую вы получили сегодня вечером от конногвардейцев, может обойтись войскам и вашему делу дорого. Еще раз простите.

Гудович поклонился и вышел, а Петр впал в прострацию. Вот и пирожки с котятами. Похоже, он стал легендой, и из труса, почти не говорящего на русском языке, превратился в свирепого викинга с окровавленной лопатой, изрыгающего такие словеса, что казачки вчера рты открывали на всю ширину и с восторгом внимали. И ведь не только внимали, но и запоминали. И еще круги во все стороны пошли — небось вскоре заорут: «Царь-то у нас ненастоящий!»

Хотя нет, не будут орать — пословица про яблоню и яблочко на такие случаи и написана. А у него два крутейших деда — Петр Великий и Карл Шведский, тот аж 8 лет русское воинство гонял и прочих поляков, немцев, датчан, пока ему под Полтавой хлебало не набили.

Потому на героических дедов ссылаться и будут, видя перерождение. И вкусы новые — насколько Петр помнил, Карл из солдатской кухни всю жизнь питался, а баб сторонился. Хм, из солдатского котла есть, пожалуй, можно, и даже нужно, но вот от баб…

Но король не дурак — водка и бабы до цугундера довести могут. Так что если он от одного элемента откажется, то риск сразу резко уменьшится. Однако пожрать бы никак не помешало — утром и ел в последний раз.

Петр сглотнул слюну и тут почувствовал, с каким бурчанием протестует желудок. На поставце лежало знакомое «гусиное яйцо» и громко тикало.

Он открыл крышку и свистнул — половина одиннадцатого, что-то у него входит в привычку начинать новый день задолго до полуночи. Петр скрипнул зубами — даже попить ничего не было. Он подошел к двери и чуть стукнул кулаком, через секунду дверь отворилась, и в комнату вошел адъютант.

— Послушай, мой друг. Я тебе русский император или хрен собачий? Ты же мой адъютант, запомни, — и Петр крепко ткнул пальцем офицера в грудь. Надеясь, что тот не обидится на выволочку — свой брат русак. — Или хочешь в имение обратно уехать, на подворье гусаков михирем гонять? Извини за выволочку, но другого ты не заслуживаешь. Толчок в комнате стоит, пить нечего. Голышом мерзну, и наготу прикрыть нечем, хоть бы халат какой дали. Жрать не дают, да от такой жизни и на бабу не залезешь. Да, кстати, о бабах. Нормальные адъютанты, что императора своего любят, холят и лелеют, обо всем должны позаботиться. Вот тогда-то я для вас всех отцом родным стану и царскими милостями, кхе, не обижу. Закон такой есть по жизни: ты мне, я тебе. Это не то, не слушай. Ага! Вспомнил! За Богом молитва, а за царем служба — никогда не пропадут. Ступай же, и подумай хорошенько о грехах своих тяжких да о неотложных нуждах государевых…

Петр отвернулся, но краем глаза скосил — адъютант загрузился нехило, в прострации отвесил глубокий поклон, тихо промолвил что-то типа «простите, государь» и быстро выскочил из комнаты, не затворив за собой дверь. Послышался его злой шепот: «У, злыдни прыщавые, подвели под монастырь!» И тут же раздался звук хлесткого, наотмашь, удара.

Затем экзекуция кого-то продолжилась. Внизу, видать на первом этаже, забегали люди, хлопнула дверь, и чей-то девичий голос: «Иван Тимофеевич, плохо, батюшка царь гневается, что его худо приветили».

И началось — жизнь закипела и забурлила, забила ключом, да кому-то по голове, да с размаху. Вот так в России всегда все через задницу делают — в Петре неожиданно проснулась бешеная ярость, и он что было сил вмазал ребром ладони прямо по полке.

Боли не было, ладонь не отшиб, зато полированная доска мощным ударом была надвое расколота. Он удивился — его новое тело как-то быстро приобрело старые навыки. Выходит, не зря он тренируется…

Петр обернулся — адъютант стоял столбиком, держа в руках халат, разинув рот, и взглядом кролика смотрел на расколотую полку, примеряя на себе, каково ему будет, если такую плюху получит.

На лице адъютанта было написано — не ждет для себя ничего хорошего. Стоявший за его спиной пузатый седой мужик с бородой и в приличной одежде, судя по внешнему виду — хозяин или управляющий, мгновенно, по вековой русской привычке, рухнул на колени и громко взвыл…

Петербург

— Пруссаки и голштинцы валом валят. Их тридцать тысяч к Петербургу подошло!

Измайловец на храпящем, почти запаленном коне крутился у родных полковых казарм, разрывая диким отчаянным криком рот. И привлек к себе внимание, и началось сразу…

Паника — вещь весьма заразительная. Никто даже не попытался вникнуть в столь бредовое сообщение — ладно голштинцы, те рядышком со столицей, но как же пруссаки так легко от границы самой дошли, да еще такой массой, и при этом ухитрились незамеченными остаться. Но никто не задумался в казармах, хоть народа там собралось изрядно. И никто не отвергнул решительно пьяный вопль одинокий…

Русская душа драки хорошей требовала, так как слишком много водки было уже выпито. Повыскакивали из казарм солдаты, кто на ногах еще держался, гулянку веселую разом прекратив. Повод хороший для всех был — новых гвардионцев «обмывали» в казармах изрядно, с полудня самого, когда государыни-матушки указ объявили…

Повелела императрица лейб-гвардию, что ей верой и правдой послужила, за счет солдат гарнизонных увеличить. Хитрым оказался «генерал Салтыков», меру сию государыне и генеральской консилии предложивший — у ненадежных солдат переводом на привилегированное гвардейское положение дух укрепить, а чтоб соблазна измены в бою у новых гвардейцев не возникло, их роты между двух «старых» ставить и в бою крепко флангами стиснуть.

И воспрянули духом вчерашние затурканные солдаты, а ныне привилегированные гвардейцы, с радостью великой «виват» матушке-императрице Екатерине Алексеевне кричали, живот клялись за благодетельницу свою положить.

Всех новых гвардейцев деньгами щедро наградили, двумя рублями каждого, а «старым» по пять рублей велели выдать. Всю форму лишнюю по казармам собрали или срочно у отставных за щедрую плату купили — обмундировать к утру новые роты полностью.

Прав оказался хитрый господин «Одар», когда предложил три четверти петербургского гарнизона в гвардию одним махом зачислить да по полкам быстро распределить.

Получив гвардейские привилегии и щедрое жалованье, сразу забыли солдаты про день вчерашний. Волками алчными были готовы загрызть любого, кто на их новое положение покуситься пожелает. И драться теперь за матушку-императрицу они будут отчаянно, за новый свой статус. Не понимают пока, глупые, что после победы их положение власть имущие завсегда пересмотреть смогут.

Но были в столичном граде и недовольные, кого милостью обделили и в лейб-гвардию не зачислили. А также многочисленные в Петербурге матросы, с которыми за Кронштадт счеты сводить повсеместно начали, оскорбляя и избивая на каждом углу. И попряталась по подвалам и домам матросня, обиду лютую затаив. А вот невских кирасиров уже почти не осталось — из города в общей суматохе потихоньку сбежали.