Чего и следовало ожидать. Ох, за многое еще предстоит ответить Экзетеру!
– Отлично, – протянул Джулиан и наконец-то встал. – Мне все ясно, и если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время, это меня не касается. Ты был образцовым слугой, Домми. И незаменимым. Мне будет очень не хватать и тебя и твоей опеки, но я буду держать твое место свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь. И если ты хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я прослежу за тем, чтобы она его получила.
– Вы очень добры, Тайка! – Домми застенчиво положил свою писанину на песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
– Тайка?
– Что?
– В какого бога верите вы?
Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во всяком случае, не в Эдварда Экзетера!
– Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. – Он поспешил спастись бегством.
Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала его за руку и притянула к себе.
– Вот ты где! Ты голоден?
– Нет.
Она отодвинулась назад, чтобы заглянуть ему в лицо, и задумчиво протянула: «М-м!»
– Его уже не остановишь, – буркнул он. – Если бы мы только попали сюда на день раньше… но не теперь?
– Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
– А я не хочу!
– Ну, ну! – Она успокаивала его, как нянька успокаивает капризного ребенка. – Каждый человек имеет право на встречу со своими обвинителями. Ступай и скажи ему все, что ты о нем думаешь. – Она подтолкнула его вперед.
– Я думаю? Ради Бога, Урсула, только не говори, что ты тоже на его стороне.
Она сжала его руку.
– Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы остановить его. Возможно, Зэц смог бы… но и в этом я теперь не очень уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.
– А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!
Она ущипнула его.
– Прекрати! – Они возвращались к храму, в поле виртуальности. Кожу начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.
– Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Он делает кое-что, что я считала прежде невозможным.
– Вроде убийства друзей? Боже! Тебе не кажется, что это немного меняет дело?
– Я не об этом. Он завоевал поддержку Пентатеона или части его, по крайней мере их нейтралитет. Это ведь умный ход, милый! Должно быть, он произвел на них впечатление. Нам известно, что они боятся Зэца, и Экзетеру удалось сыграть на этом.
– Знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого. Пентатеон может решить, что лучше иметь дело с Зэцем, чем с Освободителем, который так обошелся со своими сторонниками.
Кошмар! Урсула явно переметнулась на другую сторону – уж не значит ли это, что Экзетер околдовал ее так же, как она собиралась околдовать его? Может, он проделает сейчас то же самое с рассудком Джулиана? Мгновение Джулиан раздумывал, не сбежать ли ему, но потом гордость взяла верх. Если он не дрогнул перед пушками бошей, он не дрогнет и сейчас.
Они обогнули шатер и увидели наконец-то самого мессию. Упавшая колонна и две обрушившихся стены образовали своеобразный шатер; посередине на песке потрескивал костер из плавника. Освободитель отодвинулся от пламени в самую тень. Голова его была непокрыта, но он зябко кутался в свою хламиду, словно его пробирал озноб. Джулиану не раз приходилось видеть пришельцев в подобном состоянии, и он знал, что это от избытка виртуальности.
Около дюжины нагианских щитов было разложено вокруг костра, как часовые отметки на гигантском циферблате, и возле каждого щита сидело по человеку – новый Круглый Стол на смену погибшей Сотне. Здесь были оба выживших нагианца, и копья их лежали тут же, рядом с ними. Еще здесь сидел молодой блондин с перевязанной ногой, Дош Как-Там-Его; похоже, он только что плакал. Остальных мужчин и женщин Джулиан не знал. Все внимали своему бесценному вождю, но при виде вошедших тот замолчал, и все взгляды обратились в их сторону.
Место напротив Экзетера было незанято, и на нем лежала шляпа Урсулы – но, как с облегчением заметил Джулиан, не щит. Сидевшие по обе стороны женщины подвинулись. Урсула села и поправила на коленях платье. Рядом с ней оставалось место и для него, но он остался стоять, сложив руки и хмуро глядя поверх костра на человека, которого раньше называл своим другом.
Неужели несколько часов назад этот человек изнемогал от усталости? Джулиан пристально взглянул на Освободителя – нет, от усталости не осталось и следа; ее унес прочь поток маны. На ее место пришли харизма и властность.
Долгую минуту они молча смотрели друг на друга. Первым, разумеется, отвел взгляд Джулиан.
– Скажи мне, что тревожит тебя. – Экзетер решил говорить по-английски.
– Убийство. Предательство.
– Конкретнее.
Джулиан свирепо посмотрел на него.
– Ты знал из «Филобийского Завета», что в Ниолвейле предстоит кровопролитие. Ты сознательно позволил этому произойти – черт, да ты сам спровоцировал это! Ты принес своих же последователей в жертву, ты насосался маны от смерти всех этих беззащитных мужчин, женщин, детей. Ты ничуть не лучше Зэца!
Экзетер скривился, как будто проглотил что-то кислое.
– Да, я знал, что предстоит кровопролитие. «Кости молодых мужчин» – вот как говорилось в пророчестве. Я напоминал им об этом еще в Соналби. Некоторым из них предстоит умереть, говорил я. Они знали.
Джулиан вздрогнул и сглотнул, борясь с приступом тошноты.
– Спустя несколько дней после твоего ухода Проф Роулинсон прочел мне свою ознакомительную лекцию для новичков в Олимпе. Уверен, ты тоже выслушал такую. Источник маны – повиновение, сказал он. Чем сильнее боль, чем больше жертва, тем больше маны. А я спросил его: «Значит, больше всего ее от человеческого жертвоприношения?» И он ответил мне, что есть источник и посильнее.
Взгляд синих глаз оставался спокойным и непроницаемым.
– Мученичество.
– Да, мученичество! Самый сильный источник маны из всех возможных. «Нет больше той любви…»
[4]
Ты позволил им умереть за тебя, чтобы получить их ману!