Лакей вышел.
На минуту наступило молчание. Герцогиня и ее гость, с первого взгляда увидевшие, что принадлежат к одному кругу людей, спокойно смотрели друг на друга.
Герцогиня первая прервала молчание.
– Ну что же, граф? – сказала она, улыбаясь. – Разве вы не видите, с каким нетерпением я жду?
– А я, герцогиня, я смотрю и восхищаюсь, – ответил Атос.
– Извините меня, – продолжала герцогиня, – но мне хочется поскорее узнать, с кем я имею удовольствие говорить. Нет никакого сомнения, что вы бываете при дворе. Почему я никогда не встречала вас там? Может быть, вы только что вышли из Бастилии?
– Нет, герцогиня, – с улыбкой сказал Атос, – но, может быть, я стою на дороге, которая туда ведет.
– Да? В таком случае скажите мне поскорее, кто вы, и уходите! – воскликнула герцогиня с той живостью, которая была в ней так пленительна. – Я и без того уже достаточно скомпрометировала себя, чтобы запутываться еще больше.
– Кто я, герцогиня? Вам доложили обо мне как о графе де Ла Фер, но вы никогда не слыхали этого имени. В прежнее время я носил другое имя, которое вы, может быть, и знали, но, конечно, забыли уже.
– Все равно, скажите его мне, граф.
– Когда-то меня звали Атосом.
Герцогиня взглянула на него удивленными, широко раскрытыми глазами. Было очевидно, что это имя не вполне изгладилось у нее из памяти, хотя и затерялось среди старых воспоминаний.
– Атос? – сказала она. – Постойте…
Она приложила обе руки ко лбу как бы для того, чтобы задержать на мгновение множество мелькающих мыслей и разобраться в их сверкающем и пестром рое.
– Не помочь ли вам, герцогиня? – с улыбкой спросил Атос.
– Да, да, – сказала г-жа де Шеврез, уже утомленная этими поисками, – вы сделаете мне большое одолжение.
– Этот Атос был очень дружен с тремя молодыми мушкетерами: д’Артаньяном, Портосом и…
Атос остановился.
– И Арамисом, – быстро договорила герцогиня.
– И Арамисом, совершенно верно. Значит, вы еще не забыли этого имени?
– Нет, – ответила она, – нет. Бедный Арамис! Он был такой красивый, изящный и скромный молодой человек, писавший прелестные стихи. Говорят, он плохо кончил?
– Совсем плохо. Он сделался аббатом.
– Ах, какая жалость! – сказала герцогиня, небрежно играя своим веером. – Но я, право, очень благодарна вам, граф.
– За что же?
– За то, что вы вызвали одно из самых приятных воспоминаний моей молодости.
– А могу я напомнить вам другое?
– Имеющее связь с этим?
– И да и нет.
– Что ж, – сказала г-жа де Шеврез, – говорите. С таким человеком, как вы, можно ничего не бояться.
Атос поклонился.
– Арамис был в очень близких отношениях с одной молоденькой белошвейкой из Тура, – сказал он.
– С белошвейкой из Тура?
– Да. Ее звали Мари Мишон, и она приходилась ему кузиной.
– Ах, я знаю ee! – воскликнула герцогиня. – Это та, которой он писал во время осады Ла-Рошели, предупреждая ее о заговоре против бедного Бекингэма!
– Она самая. Позвольте мне говорить о ней?
Герцогиня взглянула на него.
– Да, если вы не будете отзываться о ней слишком дурно, – сказала она.
– Это было бы черной неблагодарностью с моей стороны, – сказал Атос. – А по-моему, неблагодарность не недостаток и не грех, а порок, что гораздо хуже.
– Неблагодарность по отношению к Мари Мишон? И с вашей стороны, граф? – воскликнула герцогиня, пристально смотря на Атоса и как бы стараясь прочесть его тайные мысли. – Но разве это возможно? Ведь вы даже не были знакомы с ней.
– Кто знает, сударыня? Может быть, и был, – сказал Атос. – Народная пословица гласит, что только гора с горой не сходится, а народные пословицы иной раз изумительно верны.
– О, продолжайте, продолжайте, – быстро проговорила герцогиня. – Вы не можете себе представить, с каким любопытством я вас слушаю.
– Вы придаете мне смелости, сударыня, – я буду продолжать. Эта кузина Арамиса, эта Мари Мишон, эта молоденькая белошвейка, несмотря на свое низкое общественное положение, была знакома с блестящей знатью. Самые важные придворные дамы считали ее своим другом, а королева, несмотря на всю свою гордость – двойную гордость испанки и австриячки, – называла ее своей сестрою.
– Увы! – проговорила герцогиня с легким вздохом и чуть заметным, свойственным ей одной движением бровей. – С тех пор многое изменилось.
– И королева была права, – продолжал Атос. – Мари Мишон была действительно глубоко предана ей, предана до такой степени, что решилась быть посредницей между нею и ее братом, испанским королем.
– А теперь это вменяют ей в преступление, – заметила герцогиня.
– Тогда кардинал – настоящий кардинал, не этот – решил в один прекрасный день арестовать бедную Мари Мишон и отправить ее в замок Лош. К счастью, об этом замысле узнали вовремя. Его даже предвидели и заранее условились: королева должна была прислать Мари Мишон молитвенник в зеленом бархатном переплете, если той будет грозить какая-нибудь опасность.
– Да, именно так, вы хорошо осведомлены.
– Однажды утром принц де Марсильяк принес Мари книгу в зеленом переплете. Нельзя было терять ни минуты. К счастью, Мари Мишон и ее служанка Кэтти отлично умели носить мужской наряд. Принц доставил им платье – дорожный костюм для Мари и ливрею для Кэтти, а также двух отличных лошадей. Беглянки поспешно оставили Тур и направились в Испанию. Не решаясь показываться на больших дорогах, они ехали проселочными, вздрагивая от страха при малейшем шуме, и часто, когда на пути не встречалось гостиниц, пользовались случайным приютом.
– Все это правда, истинная правда! – воскликнула герцогиня, хлопая в ладоши. – Было бы очень любопытно…
Она остановилась.
– Если б я проследил за путешественницами до самого конца? – спросил Атос. – Нет, герцогиня, я не позволю себе так злоупотреблять вашим временем. Мы доберемся с ними только до маленького селения Рош-Лабейль, лежащего между Тюллем и Ангулемом.
Герцогиня вскрикнула и с таким изумлением взглянула на Атоса, что бывший мушкетер не мог удержаться от улыбки.
– Подождите, сударыня, – сказал он, – теперь мне остается рассказать вам нечто, еще более необычайное.
– Вы колдун, сударь! – воскликнула герцогиня. – Я ко всему готова, но, право же… Впрочем, продолжайте.
– В тот день они ехали долго, дорога была трудная. Стояла холодная погода – это было одиннадцатого октября. В селении не было ни гостиницы, ни замка, одни только жалкие грязные крестьянские домишки. Между тем у Мари Мишон были самые аристократические привычки: подобно своей сестре-королеве, она привыкла к проветренной спальне и тонкому белью. Она решилась просить гостеприимства у священника.