— Да это демон! — вскричал офицер. — Даже сталь не причиняет ему вреда.
V. Третий день путешествия
Королевскому посланцу пришло в голову, что, убедившись в неудаче своего предприятия, враги вряд ли останутся в городе, и он рассудил; что, по правилам военной тактики, ему следует повременить с отъездом.
Шико решился даже на большее: услышав топот удаляющихся лошадей, он смело вернулся в гостиницу.
Он нашел там хозяина, который не успел прийти в себя: после испытанного потрясения негодяй не помешал ему оседлать на конюшне лошадь, хотя и смотрел на него, как на призрак.
Шико воспользовался этим благоприятным для него оцепенением, чтобы не оплатить ни ужина, ни ночлега.
Потом он отправился провести остаток ночи в другую гостиницу — среди пьяниц, которые даже не заподозрили, что этот высокий, веселый незнакомец, столь любезный в обхождении, только что убил двух человек и едва не был убит сам.
Рассвет застал его уже в пути; он ехал охваченный беспокойством, возраставшим с минуты на минуту. Две попытки убийства, к счастью, пе удались, но третья могла оказаться для него гибельной.
Время от времени он давал себе слово, что, добравшись до Орлеана, пошлет к королю курьера с требованием конвоя. Но так как дорога была пустынна и, видимо, безопасна, Шико подумал, что праздновать труса не стоит, ибо король потеряет о нем доброе мнение, а конвой будет очень стеснителен в пути.
Но после Орлеана опасения Шико удвоились: до вечера оставалось еще много времени; дорога шла в гору; путешественник выделялся на ее сероватом фоне, как мавр, намалеванный на мишени, и кое-кому могла прийти охота настичь его пулей из аркебуза.
Внезапно Шико услышал вдали шум, похожий на топот копыт, когда лошади мчатся галопом.
Он оглянулся — по склону холма, на который он поднялся до половины, во весь опор мчались всадники.
Он сосчитал — их было семь.
Четверо были вооружены аркебузами.
Заходящее солнце бросало на дула кроваво-красный отсвет.
Кони преследователей мчались гораздо быстрее лошади Шико. Да Шико и не думал состязаться в скорости, так как это только бы уменьшило его обороноспособность в случае нападения.
Он только пустил свою лошадь зигзагами, чтобы не дать возможности всадникам взять точный прицел.
В самом деле, когда всадники оказались на расстоянии пятидесяти шагов, они приветствовали Шико четырьмя пулями, которые пролетели прямо над его головой.
Шико, как было сказано, ждал этих выстрелов и заранее обдумал, как поступить. Услышав свист пуль, он отпустил поводья и соскользнул с лошади. Ради предосторожности он заранее вытащил шпагу из ножен и держал в левой руке кинжал, наточенный, как бритва, и заостренный, как игла.
Радостный крик послышался в группе всадников, которые сочли Шико мертвым.
— Я же говорил вам! — воскликнул приближавшийся галопом человек. — Вы погубили все дело, потому что не выполнили в точности моих приказаний. Но теперь он сражен; обыщите его, прикончите, если он еще жив.
— Слушаю, сударь, — почтительно ответил один из всадников.
Два человека подошли к Шико; у них в руках были шпаги.
Они прекрасно понимали, что противник не убит, ибо он стонал.
Но, видя, что тот не двигается, наиболее усердный из двоих имел неосторожность приблизиться, и тотчас кинжал, словно выброшенный пружиной, вошел ему в горло по самую рукоять. Одновременно шпага Шико вонзилась меж ребер другого всадника.
— Предательство! — крикнул командир. — Заряжайте мушкеты, мерзавец еще жив!
— Конечно, я жив, — сказал Шико, глаза которого метали молнии; и, быстрый, как мысль, он бросился на командира, направив острие шпаги на его маску.
Тут два солдата схватили его. Он обернулся, рассек ударом шпаги ляжку одному из них и освободился.
— Болваны! — крикнул командир. — Аркебузы, черт вас дери!..
— Прежде чем они зарядят, — сказал Шико, — я тебе выпущу кишки, разбойник, и сорву маску, чтобы узнать, кто ты.
— Мужайтесь, сударь, я вас в обиду не дам, — сказал голос, точно зазвучавший с неба.
Он принадлежал красивому молодому человеку, ехавшему на прекрасной лошади. Всадник держал два пистолета и кричал Шико:
— Наклонитесь! Наклонитесь, черт возьми! Да наклонитесь же!
Тот повиновался.
Раздался выстрел, и один из нападавших рухнул к ногам Шико, выронив шпагу.
Между тем лошади бились в страхе, и трем оставшимся всадникам никак не удавалось вскочить в седло. Молодой человек выстрелил еще раз, не целясь, и прикончил еще одного человека.
— Два против двух, — сказал Шико. — Великодушный спаситель, займитесь вашим, а я займусь моим!
И он бросился на всадника в маске, который, дрожа от гнева и страха, тем не менее искусно отражал удары.
Со своей стороны молодой человек сбил с ног врага и связал его ремнем, как овцу, предназначенную на убой.
Видя, что перед ним только один противник, Шико обрел хладнокровие, а следовательно, и чувство превосходства.
Он загнал своего врага в придорожный ров и ловким ударом всадил ему шпагу между ребер.
Человек упал.
Шико прижал ногой шпагу побежденного, чтобы он не мог ее схватить, и обрезал кинжалом шнурки маски.
— Господин де Майен! — воскликнул он. — Черт возьми! Я так и думал.
Герцог не отвечал — он был без сознания. Шико почесал нос, как он это всегда делал, перед тем как принять серьезное решение; потом засучил рукава, выхватил кинжал и подошел к герцогу.
Но тут кто-то схватил его за руку, и он услышал голос:
— Потише, сударь. Нельзя убивать поверженного врага.
— Молодой человек, — возразил Шико, — вы спасли мне жизнь, и я благодарю вас от всего сердца. Но позвольте преподать вам небольшой урок, очень полезный в наш век морального упадка. Если за три дня жизнь смельчака трижды подвергалась опасности, он имеет право, верьте мне, совершить то, что я собираюсь сделать.
И Шико схватил врага за шею, чтобы покончить начатое.
Но и на этот раз молодой человек остановил его:
— Вы не сделаете этого, сударь, во всяком случае, пока я здесь. Нельзя безрассудно проливать такую кровь.
— Ба! — удивленно сказал Шико. — Вы знаете этого негодяя?
— Этот негодяй — герцог Майенский, принц крови, равный по рождению многим королям.