Но, короче говоря, школу я окончила. И решила поступать на
геофак в МГУ. Но не поступила. Одного балла не добрала. В геологоразведочный
тоже не попала. Расстроилась страшно. А Медея провалилась в медицинский. Она во
что бы то ни стало хотела стать врачом.
Но ее не приняли, и она говорила – из-за того, что она
грузинка… Будто бы было негласное распоряжение грузин не брать в медицинский. Я
удивилась. Что евреев не брали, я уж знала, а про грузин первый раз слышала. Но
Медея была упорной и решила добиться своего во что бы то ни стало. Она с утра
до ночи занималась, а я решила работу искать, очень тошно было у матери денег
просить. В результате устроилась приемщицей в дом молодежной моды, при нем было
ателье, вот туда меня и взяли. Работка не очень пыльная, но скучная. Зато можно
было заниматься, я целыми днями с книжками просиживала, с учебниками то есть.
Платили, правда, гроши, но все-таки…
Была у нас там одна клиентка, певица из Музыкального театра,
ну который имени Станиславского и Немировича-Данченко, шила у нашей главной
модельерши вечерние платья. Красивая, глаз не оторвать, и пела здорово, я один
раз слыхала. Но ходу ей почему-то не давали, хотя она лауреаткой была и все
такое, сейчас-то она знаменитость, по всему миру поет, а тогда только начинала.
Так вот, пришла однажды эта певица на примерку, а день был весенний, солнечный,
сидеть за моим столом сил не было, клиентов тоже не наблюдалось, вот я и вышла
на крылечко, воздухом подышать. И смотрю, выходит эта певица, спускается по
ступенькам, и вдруг к ней кидается… дядя Гия, Медеин отец! Он ее целует, берет
под ручку и ведет к машине, а меня не видит, конечно…
Я просто обалдела! Смотрю, сели они в машину и целоваться
начали. Вы даже не представляете, что я тогда почувствовала! Как же так, думаю,
неужели и дядя Гия тоже обыкновенный кобель? И так мне жалко тетю Нуцу стало и
почему-то стыдно перед ней. Спрашивается, мне-то чего стыдиться? А вот поди ж
ты! И хотя я с самого малолетства всякого навидалась, а все же Милочка успела
вбить мне в голову разные заповеди, да еще казалось. что в интеллигентных
семьях такого не бывает…
Короче, дура я была непроходимая, темнота непролазная. И
поговорить мне об этом не с кем было. А еще меня терзал вопрос: сказать об этом
Медее или нет? Долго я мучилась, а потом решила промолчать, додумалась, что
тетя Нуца, может быть, и сама все про мужа знает, а если я скажу, во-первых,
выйдет донос, а что доносить стыдно, я точно знала и от Милочки, и из
запрещенных книг, а во-вторых, лучше смолчать просто из жалости..
Я смолчала, но с тех пор уже не могла так часто бывать в
этом доме. Страдала, скучала, но смотреть в глаза тете Нуце не могла. А у Медеи
в тот момент роман жгучий начался, но она мне ничего не рассказывала, говорила.
«Прости, Таня, я просто боюсь сглазить, потом тебе все
расскажу…» А у самой глаза в пол-лица, сияют, и изнутри вся как будто светится.
Но я почему-то боялась за нее И совсем не завидовала. Ни чуточки! Так что она
даже не заметила, что я к ним ходить перестала, не до меня ей было. Тетя Нуца
как-то позвонила мне, спросила, как дела, почему не появляюсь, не заболела ли.
И опять мне стыдно стало. Но я отговорилась работой, учебой, пообещала обязательно
в ближайшее время прийти…
И пришла… на похороны Медеи. Она с собой покончила из-за
любви. Бросил ее тот тип, а она, дурочка, жизни себя лишила.
Я во всем себя обвиняла, ведь если бы я чаще с ней виделась,
ходила бы к ней, может, она все рассказала бы мне и ей стало бы легче или мы бы
вдвоем что-нибудь придумали… Хотя что придумаешь, если человек жить не хочет?
Ну еще дядю Гию я тоже во всем винила. Но когда увидела его на кладбище, все
ему простила. Он и сам как мертвый был. Тоже небось казнился… А через год они с
тетей Нуцей из Москвы за границу уехали, и с тех пор я ничего о них не знаю. Но
вспоминаю всегда с таким теплом.. Золотые они люди были, несмотря ни на что.
А еще я другой урок из этой истории извлекла – мужиков надо
бояться и не доверять им, даже самым лучшим.
Все знакомые девчонки давно уж с мужиками путались, а я все
в девицах ходила. Решение приняла – пересплю только с законным мужем! А парней,
которые ко мне подъезжали, шугала. И на следующий год поступила-таки в МГУ,
добилась своего! И еще одно поняла – чтобы мечта исполнилась, надо потрудиться.
Я, конечно, об этом знала и от Милочки, и из книг, но мне до всего надо самой
дойти, только тогда я в это по-настоящему поверю…
На стипендию прожить и тогда невозможно было, а мать меня уж
и кормить перестала даже. Но я не растерялась и стала подрабатывать. Я неплохо
умела шить, ничего особенного, но чистенько, а в доме моды нагляделась,
нахваталась и открыла, можно сказать, производство на дому. Машинка у матери
была, а в восьмидесятые годы, чтоб одеться, надо было на уши встать. Я покупала
платки, большие пестрые платки, и с русским узором, и с абстрактным, и шила из
них что-то вроде пончо, вот берешь два платка одинаковых, уголок к утолку, и
делаешь два боковых шва, а уголки оставляешь незашитыми, получается горловина,
один уголок на грудь отгибается, второй на спину как воротник Вот и вся
премудрость.
И шерстяные платки в дело шли, и шелковые, и таким это стало
пользоваться успехом, только успевай строчить. Я недорого сбывала, но на кусок
хлеба зарабатывала. Правда, своим девчонкам с геофака я не продавала, мне товар
сбывать племянница соседки, тети Зины, помогала, она училась в ГИТИСе. Ну ей,
конечно, процент тоже шел… Так что я была при деле.
А потом мать моя заболела и в две недели сгорела. Цирроз
печени. И осталась я совсем одна на белом свете. Но, между прочим, в двух
комнатах! И решила сменять их на однокомнатную квартиру. Но тут тетя Зина
уперлась и ни в какую. Она, оказывается, до сих пор пережить не могла, что
Милочкина комната нам досталась, а не ей. А тут еще Райка, племянница, чем-то
не угодила, вот она и вызверилась на нас обеих и донос написала, что мы
спекулянтки, на дому мастерскую открыли, одним словом, склока коммунальная в
чистом виде. Но Райка успела меня предупредить, я все платки из дому унесла, а
машинка швейная старенькая, подольская, ведь не криминал. Обыска у меня,
правда, не делали. Когда участковый пришел, никакой мастерской не обнаружил, а
только девчонку-студентку, одинокую, хорошенькую… Он, надо сказать, был
неплохой дядька, мать мою знал как облупленную и меня пожалел, не стал дела
заводить, только посоветовал поменять скорее квартиру. А Зинаиде дал по мозгам.
Да еще и объяснил, что я молодая перспективная, замуж выйду, детей кучу
нарожаю, так что ей покоя не будет и неизвестно ведь еще, какой муж окажется…
Знаете, я, наверное, первый раз в жизни так подробно о себе рассказываю, сама
не знаю почему, но вот говорю и понимаю, сколько хороших людей на моем пути
встречалось, хотя и гадов тоже хватало. Сейчас любят говорить, что у нас
хороших людей не осталось, только не правда это… Просто теперь гадом быть вроде
не зазорно, некоторые даже гордятся, мол, смотрите все, какой я гад. Ну да
ладно. На первых порах Зина-то присмирела, а потом стала пакостить как могла.
Глупо, мелко, но жизнь мне отравляла. Я, например, наварю себе кастрюлю борща
на неделю, чтоб не думать, а прихожу домой – кастрюля, чисто вымытая, на
полочке стоит, как и не было борща. Я к ней, куда борщ девала, а она на меня
глаза таращит, ты что, мол, какой-такой борщ?