—Уж конечно, не для того я пригласил вас, леди Бомонт, чтобы исповедовать или отпускать несуществующие грехи, — произнес Беверидж немного насмешливым и почти отеческим тоном. — У столь юного создания, как вы, не должно быть тяжких прегрешений.
—По сравнению с Пречистой Маргаритой все мы причастники греха, — скромно потупилась дама. — Мой духовный отец учил меня, что жизнь затем и дарована людям, чтобы грешить и каяться.
—Свое отпущение грехов вы уже заслужили делами во благо Церкви. В прошлом вы не раз совершали невозможное, и мне вновь понадобились ваши ум ипроницательность. Зная ваше бескорыстие, я теряюсь в догадках, смогу ли расплатиться с вами за помощь в уловлении одного отъявленного негодяя?
—Вам надо знать, где он находится?
—Никогда не встречал никого сообразительнее вас, леди Фиона! Именно так. Его зовут Эндрю Брюс. Злодей настолько изворотлив, что сумел бежать из Трибунала Священной Экзекуции. Для нас это не просто оскорбление, это позор, который может быть смыт лишь...
—Кровью еретика, — подхватила дама. — Нижайшая просьба даже не вспоминать об оплате. Для меня нет награды выше, чем ваша благосклонность. Вы знаете, что я служу Священной Экзекуции не из корыстных побуждений, а по воле сердца. Прошу сообщить особые приметы преступника.
—Достаточно одной: у него на правой ладони шрам от ожога в виде зигзага.
—Я дам вам знать, как только появятся новости, через нашего друга Гилфорда. Благословите меня, ваше милосердие.
Беверидж очертил через решетку голову дамы овалом Девы, для чего ему пришлось переложить гольден из правой руки в левую. Оказалось, что он так и сидел с зажатой в ладони монетой. Раздался шорох шелкового кринолина, и противоположная половина исповедальни опустела. Об ушедшей даме напоминало лишь едва различимое благоухание, витавшее в воздухе. Духи леди Фионы были так же необычны, как сама она. Иеффай Беверидж никак не мог понять, что именно они ему напоминают. Это была странная, пробуждающая смутные воспоминания смесь запаха осенних листьев и увядающих роз.
Великий Экзекутор ничуть не кривил душой, когда говорил, что виконтесса Бомонт доказала свою преданность Церкви Девы. Она появилась в поле зрения Священной Экзекуции два года назад, когда прислала донос на отца и братьев, обвиняя их в занятиях черной магией и связях с чадами Тьмы. В практике Бевериджа не так уж часто случались доносы на самых близких родственников, поэтому он всерьез заинтересовался Фионой Бомонт.
Выяснилось, что знатный, но обедневший род, к которому принадлежала юная правдоискательница, пришел в упадок из-за того, что земли Бомонтов граничили с Империей гирудов. Крестьяне, измученные постоянным ожиданием напастей, один за другим убегали в поисках спокойной жизни в более отдаленные от границы местности. Некому стало сеять, пахать, пасти скот и даже защищать замок. В итоге старый виконт де Бомонт оказался разорен окончательно и бесповоротно.
Молодая леди Бомонт утверждала, что ее отец и брат постановили любой ценой вернуть свои богатства и поэтому призвали на помощь силы Тьмы. Она поведала о черных мессах, проходивших в подвалах обветшавшего замка, о еретических обрядах, в которых ее принуждали участвовать ближайшие родственники, об убитых с ритуальными целями крестьянских младенцах и других еще более страшных и мерзких деяниях.
Благодаря допросам с пристрастием и неопровержимым вещественным доказательствам, предоставленным Фионой Бомонт, вероотступники во всем признались, были полностью изобличены и преданы сожжению на костре. Их единственная наследницаотказалась от символического вознаграждения, однако испросила у Бевериджа разрешения лично присутствовать на закрытом аутодафе. Сначала Великий Экзекутор удивился столь странному желанию, потом сочувственно покачал головой. Нанесенные отщепенцами душевные раны, по его мнению, не лучшим образом отразились на психическом здоровье леди Бомонт. Однако во всем остальном она казалась воплощением молодости и радости жизни.
С тех пор леди Фиона неоднократно помогала Великому Экзекутору в особо трудных случаях и расследованиях по делам наиболее опасных еретиков. Обычно она появлялась по первому зову Бевериджа и, выполнив поручение, возвращалась в родовой замок Бомонт, где жила в полном одиночестве. Великий Экзекутор высоко ценил виконтессу за особый дар проницательности, но был с ней настороже, поскольку не всегда мог объяснить себе мотивы ее поступков, а также способы, с помощью которых она добивалась столь поразительных результатов.
Иеффай чувствовал, что не в состоянии держать таинственную красавицу на коротком поводке, как, например, Фарнама или даже короля Уорвика. Это обстоятельство вызывало у властного, привыкшего управлять людьми Великого Экзекутора смутное беспокойство. Но, поскольку пользы Фиона приносила значительно больше, чем неясных тревог, Беверидж со временем, скрепя сердце, признал за своей помощницей право на суверенитет, что случалось с ним чрезвычайно редко.
Великий Экзекутор покинул исповедальню, а затем и собор, незаметно выйдя из него через небольшую дверь в боковой стене. В свое время позади храма подего руководством был разбит замечательный розарий с несколькими тысячами кустов шиповника и роз. Он был огорожен и разделен на участки с помощью стриженой изгороди из колючего кустарника, отчего стал похож на сложенный из свастик зеленый лабиринт. Внутри полученных таким путем скверов были устроены красивые цветники, доступ к которым обеспечивался дорожками из красного камня. Поскольку живая изгородь была намного выше человеческого роста, увидеть, не будучи внутри, что происходит в каждом из уголков розария, не представлялось возможным.
Мощенная тем же камнем площадка в центре розария имела форму овала, который считался в Уайтроузе священным, поскольку именно в овал было вписано изображение Девы на Плате Пречистой Маргариты. Здесь журчали струи небольшого каменного фонтана, оформленного в виде бутона белой розы. Вокруг фонтана стояли массивные мраморные скамьи, напоминавшие вздыбленную морскую волну. Беверидж особенно любил отдыхать на одной из них, стоявшей в тени стриженного в виде квадрата куста барбариса.
В остальное время, бродя по розарию, он любовался цветами, беседовал с садовниками, интересовался, как продвигаются работы по выведению новых сортов белых роз. Казалось, что в эти минуты безжалостного борца с ересью ничто не интересует, кроме выбора участков для посадки, правильного рыхления почвы и своевременной поливки ростков и побегов.
Сделав несколько шагов по главной аллее, Великий Экзекутор замер. Лицо его медленно побагровело от ярости, а губы беззвучно зашевелились в перечне самых страшных ругательств, которые были ему известны. Его любимые розы, посаженные по обеим сторонам главной дорожки розария, бессильно склонили свои нежные головки! Их белые лепестки пожелтели и осыпались! На крик Бевериджа прибежал младший садовник. Увидев, что случилось, он едва не лишился чувств от страха.
—Что это значит, Джонсон? — гневно вопросил Великий Экзекутор, показывая рукой на погибшие цветы.
—Клянусь, ваше милосердие, всего полчаса назад эти бутоны выглядели превосходно, — пролепетал садовник с видом полного недоумения. — Я не знаю, что случилось...