– Что это?
Она засмеялась, откинув голову и блестя зубами, и понимая, что он любуется ею, хотя и не хочет выдавать себя.
– Дурачок, это ж выпь кричит.
– Выпь, – сказал он, – конечно же, выпь… Янка…
– Чего?
– Ты красивая.
Она покраснела до корней русых выгоревших волос.
Он смутился и, чтобы скрыть неловкость, стал поправлять повязку.
– Расскажи мне еще про зеленых людей.
– А чего рассказывать, – сказала она грубовато. – Люди как люди. Только зеленые.
– Это я уже слышал. Как они появились, у вас не помнят?
– Бабка рассказывала, что один раз в небе взошло два солнца. После этого появились зеленые люди.
– С Марса, – сказал он, – точно, с Марса. На других планетах, Янка…
– Знаю-знаю. Товарищ Богданов говорил.
– Да, но Марс особенный. Знаешь, Янка, если посмотреть на него в трубу, ну, в подзорную трубу, можно увидеть каналы… линии, они пересекаются друг с другом… иногда меняют цвет. Наверное, их проложил трудящийся народ Марса.
– Зачем трудящемуся народу рыть каналы? – удивилась она. – Лучше б хлеб выращивали. Кому они нужны, эти каналы?
– Это гигантские преобразования, – сказал он сердито, – чтобы сделать цветущей всю планету. Например, провести воду в пустыню. Или растопить вечные льды.
– А Марс – цветущий?
– Нет, – сказал он и покрутил головой, – он бурый. Красный и бурый… Наверное, там все время засухи. Я так думаю, Янка. Ты куда это гребешь?
– К тому вот островку, – сказала она, поднимая одно весло, – вон к той отмели. Мы вытащим лодку и поедим. Вон солнце как высоко… Днем нельзя плавать, солнце сожжет… Ты городской, кожа вон какая белая.
– Мне жалко, что я не могу тебе помочь, товарищ Янка, – сказал он серьезно, – хотя…
Он спрыгнул в воду, даже не закатив штанов, и здоровой рукой потянул за борт лодки, днище заскользило по песку.
– Осторожней, черт здоровенный, – крикнула она сердито, но он видел, что ей приятно, что он такой сильный. Она бросила весло в лодку, схватила корзинку и тоже выпрыгнула на берег. Из-под ног прыскали в разные стороны песчаные блохи.
* * *
– Я думаю, – сказал он, растянувшись на песке под ракитовым кустом, – пролетарский разум когда-нибудь построит космический корабль. Совсем скоро. Чтобы полететь на Марс. Или на Венеру. Там, правда, должно быть горячо, потому что она ближе к солнцу… – Его здоровая рука потянулась к ней и как бы нечаянно, очень робко, дотронулась до ее пальцев, и она вся задрожала от этого горячего прикосновения и сделала вид, что ничего не происходит.
– Как можно летать на звезды? – спросила она, чтобы показать, что ничего не заметила. – Они же горячие…
– Звезды горячие, а планеты – холодные, – сказал он и уже смелее сжал ее пальцы. – Они как Луна. Ты же видишь, Луна холодная…
– От чего ж она тогда светится?
– Лучи солнца, – сказал он, окончательно запутавшись, – лучи солнца… Ты знаешь, Яна… Товарищ Луначарский говорил… что когда молодой мужчина и молодая женщина… совершенно естественно… стакан воды… – и зашарил горячей рукой уже под рубахой ее, по ее груди, по телу, которое вдруг, несмотря на яркий солнечный свет, покрылось пупырышками. Она вскочила и уперла руки в бока.
– Послушай, ты, попович, – сказала она сердито, – не знаю, как у вас там в городе, а у нас все как у людей. Хочешь – садись в лодку, гребем обратно, падаем бате в ноги, идем к отцу Йожке…
– Но, Янка, – сказал он, тяжело дыша, – это ж предрассудки. Поповские предрассудки.
– А вот дам тебе веслом по голове, будут тебе поповские предрассудки, – сказала она сердито. – Ладно. Давай, сталкивай лодку… Поплыли.
Она наклонилась, чтобы забрать жбан с квасом, зарытый в холодный песок у кромки воды, потом подобрала юбки, из вредности высоко заголив крепкие белые ноги, и прыгнула в лодку.
* * *
Зудел один комар, и писк его далеко разносился над водой. Потом к нему присоединились другие, и вот уже маленький черный столбик кружится над темной водой, сворачиваясь, разворачиваясь. Никодим хлопнул себя по лбу, оставив кровавый след.
– Почему тебя не кусают? – спросил он сердито.
– Есть такая трава… я тебе ее покажу. Потом.
Солнце село, вода вспыхнула сначала золотом, потом серебром. Туман накатил на нее, потом собрался в комки и поднялся к небу, превратившись в легкие белые облака.
– Куда мы плывем? – спросил он растерянно. – Домой?
– Ты ж хотел к зеленым людям. – Она подняла весло, стряхивая с лопасти серебряные круглые капли.
– Янка, это уже не смешно.
– Я и не смеюсь. Дывысь… вон, в небе.
– Облако?
– Это не облако. Это чья-то душа… Ищет дом. Их много сейчас таких… все летают, все ищут.
– Фантазерка ты, Янка, – сказал он уже сердито. – Поворачивай.
– Дурень ты, – сказала она добродушно. Плеснули весла. В темной воде пролегла серебряная дорожка и кто-то ворочался в этом серебре.
– Рыба? – спросил он.
Она молча покачала головой.
– Выдра? Водяная крыса?
– Русалка, – сказала она равнодушно, – ишь, разыгралась.
Темное, оставляя за собой треугольный серебряный след, подплыло к лодке, и он увидел бледное лицо с темными ямами глаз. Волосы липли к щекам, ко лбу. Он отпрянул.
– Лодку-то не качай, – сказала она.
Из воды высунулась белая рука, уцепилась за борт лодки длинными белыми пальцами. Лодку качнуло. Янка, размахнувшись, стукнула по пальцам веслом, и рука, сорвавшись, упала в воду с рыбьим плеском. Белое тело с темным хвостом, развернувшись и качнув напоследок лодку еще раз, ушло в глубину, плеснув хвостом и обдав их фонтаном холодных брызг.
– Это же русалка, – сказал Никодим.
– Ну, – согласилась Янка.
– Русалка. Настоящая русалка.
– Бабьи сказки? – насмешливо спросила Янка, уводя со лба мокрую прядь.
– Их не бывает, – сказал Никодим. – Точно. Не бывает. Ты надо мной подшутила, признавайся? Какая-нибудь твоя подружка…
– Ты что? – удивилась она. – Совсем дурень?
На темных отмелях шумели темные ивы, клонили головы к воде, лодка плавно шла по стремнине. Янка вздохнула.
– Говорят, – сказала она, – если плыть вот так, по лунной дорожке… вот так… плыть и плыть, можно…
– Что? – спросил он почему-то шепотом.
– Попасть в другое место.
– Какое?
– Никто не знает.