Глухомань - читать онлайн книгу. Автор: Борис Васильев cтр.№ 26

— Я не поэтому с ним не согласна, совсем не поэтому, — возразила Нателла. — Но ставить задачей возрождение грузинского флага и гимна я считаю недопустимым.

— Но они же наши!

— Они — меньшевистские прежде всего.

— Однако никто из выступавших не предлагал выйти из состава Советского Союза.

— Это вопрос времени, — решительно возразила Наташа-Нателла. — Получат флаг с гимном и тут же потребуют выхода из СССР. Ведь к этому же все идет, к этому, Тиночка.

— А почему ты говоришь в третьем лице? — спросила Нина. — Демонстративно отстраняешься от фантастиче-ских идей Гамсахурдия и Коставы?

— Тетя Нина, вы мечтаете о выходе из состава Советского Союза? — запальчиво спросила Нателла-Наташа. — А вы, дядя Вахтанг?

— Это же просто юношеский максимализм и желание быть на виду, — улыбнулся старший Кобаладзе. — Очень уж хочется некоторым почувствовать себя вожаками молодежи, вот они и начали играть в нехорошие игры.

— Ах, дядя Вахтанг, если бы вы только знали, сколько студентов и школьников уже примкнули к этой игре, — совсем по-взрослому вздохнула Нателла.

— Как это по-русски? — Вахтанг защелкал пальцами. — Поне… Нет. Пона…

— Понарошку, — подсказал я.

— В такие игрушки даже понарошку играть нельзя, — строго сказала Нателла.

— Вы русофилка, Наташа? — спросил я.

И, как то частенько со мной бывало, как говорится, не вписался в поворот. Все несколько смущенно примолкли, а Вахтанг вздохнул, не в силах спрятать досаду за бестактного друга.

— Извините, — растерянно сказал я.

— За что? — улыбнулась Нателла. — Вы же не знаете этой истории. Мой дед в сорок первом попал в плен, бежал еще по пути в лагерь, и его спрятали в какой-то деревне на Смоленщине. Он сразу же организовал партизанский отряд из окруженцев, ушел в леса. Отряд воевал, но попал в окружение, и дед с пулеметом один прикрывал их отход. И погиб. А бабушке объявили, что он добровольно сдался в плен, и она вскоре умерла опозоренной. А моего отца, тогда еще маленького, взяли к себе дальние родственники. А после войны его нашли оставшиеся в живых весемь бывших бойцов отряда его отца, моего деда, и — усыновили. Они присылали его родственникам деньги, помогли ему закончить институт, пытались вернуть доброе имя его погибшему отцу, моему деду. Но никаких документов не было, ничего доказать они не смогли, и он так до сих пор и считается добровольно сдавшимся в плен. И когда мне сейчас Гамсахурдия и Костава говорят, что Россия лишила Грузию свободы, я вспоминаю, что русские сделали для моего отца, для мамы да и для меня, в конце концов. Разве я не права, тетя Нина?

— Ты права, девочка, — вздохнула хозяйка.

— Я же говорю: дружба народов, — сказал Вахтанг. — Не госчиновников, а наших народов. Самое главное завоевание, а то и вообще… единственное завоевание советской власти. Извини, конечно, дорогой, возможно, ты по-другому думаешь.

Я не стал уточнять, что я думаю, потому что сложившийся разговор был мне почему-то неприятен. И я довольно неуклюже попытался перевести его на иные рельсы:

— Кем вы мечтаете стать, девочки? Есть планы об институтах?

— Я буду детским врачом, — не задумываясь, ответила Нателла.

— Ната уж третий год режет лягушек в биологическом кружке! — со смехом (она вообще была смешлива) сообщила подружка.

— А ты, Тина?

— Я?.. — Тина почему-то смутилась, быстро глянула на мать и Нателлу, хитро — на меня. — Я не знаю. Я еще не решила.

— Но ведь ты о чем-то мечтаешь?

— Тина мечтает научиться хорошо готовить и быстро стирать пеленки, — улыбнулась Нателла.

— Ну и что в этом плохого? — Тина зарделась.

— Ничего. Только это не мечта… — Нателла задумалась. — Это — надежда.

— Тина мечтает быть любимой любимым мужем и детьми, — очень серьезно сказала Нина. — Об этом мечтает каждая девушка, но все — тайно, а моя Тиночка — откровенно.

— Это — святая мечта, — сказал Вахтанг. — Библейская.

— Библейская, — почему-то задумчиво сказала Нателла и вздохнула. — Вы очень точно определили это, дядя Вахтанг.

Утром следующего дня Вахтанг где-то раздобыл приятеля с машиной, который повез нас в горы недалеко от Тбилиси. Там стоял древний храм, которым гордилась вся Грузия. Храм действительно был стар и богат всяческой историей, а его настоятель угощал нас отличным вином и не менее отличным сыром. Он с тревогой расспрашивал о молодежном митинге, но мы не могли ничего толком ему рассказать, а потому на обратном пути решили посетить продолжавший шуметь митинг.

Вернувшись, мы прошли по проспекту Руставели. Митинг теперь располагался напротив Дома правительства, перед которым проспект образовывал нечто вроде четырех-угольной площади, заполненной молодыми. Они не стояли, как во дворе университета, а, разбившись на кучки, сидели на этой площади и уходить отсюда, по всей видимости, скоро не собирались. Их веселое настроение, песни, перезвон гитар были фоном звонкого молодежного праздника для себя самих… Я немного потолкался среди них, и мне показалось, что собрались они тут отнюдь не в целях политических. И даже кое-где развешанные лозунги не создавали ощущения протеста, а антисоветскими их можно было считать только с большой натяжкой. Это была форма их весеннего непослушания, поскольку музыка, песни и танцы выражали всего лишь бьющую через край юношескую радость. Что-то тут было от карнавала, и пусть кто-нибудь попробует обнаружить политическое содержание в бразильских или итальянских дерзких уличных шествиях.

Я сказал об этом Вахтангу, когда мы наконец-таки вылезли из шумной толпы. А он вздохнул озабоченно:

— У нас не Бразилия с Италией, дорогой. У нас — «по четыре в колонну, шагом марш на праздник!..» Вот что у нас.

— Ты начал беспокоиться? С чего вдруг?

— С того, как эти… — поискал он слово, — длинноиграющие люди молодежь за собой увели. Ну, шумели они в своем дворе, чтоб на лекции не ходить, ну, собственной смело-стью восторгались, ну и никого это особенно и не трогало. А когда их на площадь перед Домом правительства перетащили с прежним зарядом, дело совсем другим обернуться может.

— Да ничем оно не обернется, Вахтанг. Все же понимают…

— Все?.. — взъерошился Вахтанг. — И особо бдящие тоже понимают, да? Они одно понимают: наверх первому доложить. А то и в саму Москву, и тоже — наверх. А из Москвы Тбилиси не видно. И не московские дети в свободные слова играют. Не их дети играют, понимаешь?

Впрочем, озабоченным мой друг долго быть не мог. Не его это амплуа, как мне объяснили. Порой на лицо его набегала тень, но держалась она, как правило, недолго. А в тот вечер нас всех пригласили его школьные друзья. И я понял, почему Нина и Тина с утра готовили целый казан сациви.