— У них всегда алиби на всю семью, — зло вставил майор, — и
куча свидетелей вдобавок.
Игнатьев недовольно покосился на Сердюкова. А я сразу
подумала, что такие типы, как этот майор, бывают только в кино. Однозначно
неприятный тип. И вдобавок жутко ограниченный. Денис Александрович мне нравился
все больше и больше. Он сказал, обращаясь к хозяйке дома:
— Очень хорошо. Успокойтесь и позовите сына. Мы с ним
поговорим. Не нужно ни о чем беспокоиться. С нами приехала и адвокат семьи
Левчевых. Это госпожа Моржикова, которая здесь присутствует. Мы зададим
мальчику несколько вопросов и уйдем.
— Он так переживает все, что случилось с его другом Костей,
— сказала мать, обращаясь ко мне, и пошла за сыном.
А Игнатьев взглянул на Сердюкова.
— Не нужно так нервничать, — посоветовал он, — мы пока не
знаем, что случилось на стройке. И не нужно ничего комментировать.
Майор зло отвернулся, но промолчал. В комнату вошел
подросток чуть выше среднего роста, темноволосый, угловатый, прыщеватый, с
длинными вытянутыми конечностями и таким же вытянутым лицом, на котором уже
проступили еще ни разу не бритые усы. Мальчик был явно напуган. Очевидно, мать
все-таки не удержалась и успела рассказать ему о случившейся ночью трагедии.
Впрочем, этого следовало ожидать. Я на ее месте тоже рассказала бы, попытавшись
хоть как-то подготовить сына к предстоящей беседе.
— Здравствуй, Икрам, — начал беседу Денис Александрович, —
ты, наверное, уже знаешь, погиб твой товарищ. Антон Григорьев. Вчера ночью его
нашли на стройке. Рядом с Курским вокзалом. Ты не знаешь, что он там делал?
— Не знаю, — ответил Икрам, опустив голову.
Мать села в стороне, слушая ответы сына. В ее присутствии он
явно чувствовал себя не в своей тарелке, но удалить ее было нельзя. В конце
концов, мы здесь находились только с ее разрешения.
— Когда вы с ним виделись в последний раз? — спросил
Игнатьев.
— Вчера днем, — ответил Икрам.
Честное слово, мне показалось, что он тоже что-то знает. Не
нужно быть следователем или психологом, чтобы это почувствовать. Но как
заставить подростков сказать правду?
— Он тебе что-то говорил?
— Нет. Мы только спросили друг у друга, как дела, и сразу
разошлись.
— И ни о чем не говорили?
— Ни о чем. Я торопился домой. Вчера нас ждали у
родственников, и я обещал прийти пораньше.
— И он тебе ничего не сказал?
— Нет.
— Ты знаешь, что Костю до сих пор не нашли?
— Знаю.
— Как ты думаешь, что с ним могло случиться?
— Я не знаю.
Сердюков с трудом сдерживался, и я подумала, что начинаю его
понимать.
— Вчера убили твоего товарища, — не теряя самообладания,
продолжил Денис Александрович, — до этого пропал другой твой товарищ. Ты сам
говорил в милиции, что Костя и Антон были твоими лучшими друзьями. Неужели ты
не хочешь нам помочь? Неужели не понимаешь, что исчезновение Левчева и убийство
Григорьева как-то связаны? И мы можем думать, что ты знаешь, почему убили
твоего товарища, и не хочешь нам говорить. Подумай хотя бы об их близких.
— Я ничего не знаю, — упрямо пробубнил подросток,
уставившись в пол.
И тем не менее мы все справедливо полагали, что он знает о
случившемся гораздо больше нас.
— Хватит лгать, — зло заявил не выдержавший Сердюков, — у
нас и так дел хватает. Ты думаешь, мы к тебе в гости приехали? Ты ведь знаешь,
почему исчез твой товарищ? И почему убили второго? Чем вы баловались в
свободное от учебы время? Может, расскажешь матери, какие у вас бывают «забавы».
— Икрам, что он говорит? — вскрикнула мать.
— Я не виноват, — твердо ответил подросток, наконец поднимая
голову. — Я ни в чем не виноват.
— Никто тебя не обвиняет, — поспешил согласиться Игнатьев, —
но мы хотим для себя понять, почему такая страшная трагедия случилась сразу с
двумя твоими друзьями? Кто в этом виноват? Может, оба случая каким-то образом
связаны? Ты можешь нам хоть что-то объяснить?
Икрам взглянул на мать и снова опустил голову.
— Я не знаю, — выдавил он.
Стало понятно, что мы ничего не добьемся. Денис
Александрович устало покачал головой. Методы Сердюкова тут явно не подходили.
Мальчик был испуган, смущен, нервничал и не хотел идти на контакт. Нужно было
дать ему время успокоиться и объяснить его родителям, что самому Икраму может
грозить опасность. Если его друзей убили бандиты из наркомафии, то они вполне
могут добраться и до третьего члена этой группы.
— Хорошо, — сказал Денис Александрович, — можешь идти. Мы с
тобой поговорим завтра.
Икрам поднялся, вежливо сказал «до свидания» и вышел из
комнаты. Мы повернулись к его матери. Она чувствовала состояние сына лучше нас
всех.
— Я не понимаю, что происходит, — сказала она, — он какой-то
сам не свой. Запуганный, потерянный. Ничего не рассказывает, все время лежит на
кровати и переживает. А когда я ему сказала, что убили Антона, он даже не
удивился. Только как-то странно на меня посмотрел.
— Вы с ним лучше сами поговорите, — посоветовал Денис
Александрович, — и завтра привезите его в милицию. К двенадцати часам дня. Я в
это время тоже буду там. Хотелось бы, чтобы Икрам честно нам рассказал все, что
знает. Поймите, это не детские забавы. Мальчики были каким-то образом связаны с
торговцами наркотиками. Это очень опасно.
— Что вы говорите?! — всплеснула руками мать Икрама. — Мой
сын связан с такими людьми? Не может быть! Мы честные люди, у нас нет среди
знакомых таких бандитов…
— Конечно нет, — зло вставил, снова не выдержав, Сердюков. —
У меня на участке всю торговлю ваши земляки контролируют. И вообще в Москве
больше половины воров в законе — ваши кавказцы. Или вы этого тоже не знаете?
— При чем тут воры? При чем тут национальность торговцев
наркотиками? — резонно спросила хозяйка квартиры. — Я за них не отвечаю. Это
ваше дело их ловить и сажать в тюрьму. А мое дело детей воспитывать. У меня
трое сыновей. Двое уже студенты. А третий пока школьник. И я стараюсь сделать
так, чтобы они выросли достойными людьми. Между прочим, мы все граждане России…
— Это вы умеете, — кивнул Сердюков. — Чтобы не было никаких
проблем, сразу получаете гражданство. И если я сделаю шаг в сторону, тут же
пишете на меня жалобу в прокуратуру.
— Хватит уже, — поморщился Денис Александрович.
А я решила, что мне тоже нужно вмешаться. Этот Сердюков меня
тоже достал.