Самый далекий берег - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 5

Согласно второму, их тут же берут. И дальнейшая их жизнь – по тюрьмам и лагерям. И историю эту рассказывает герою как раз бывший зэк, один из Донов, а герой не верит – зэки мастера напускать туману и «тискать романы»…

Однако в обоих вариантах имя убитого предателя, растоптавшего идеалы и развалившего Союз, остается неизменным – Сергей Николаевич Тихомиров, бывший тракторист и комсомольский активист, за ударную работу и незаурядную общественную деятельность направленный в Ленинградский университет на юридический…

Вот именно, а вы что подумали? Тихомирова застрелили наши Благородные Доны, Тихомирова, про которого всё узнали в Москве девяносто третьего…

Так-то.

Выйдя из троллейбуса, доктор Терехов дисциплинированно перешел улицу на зеленый свет, не понеся при этом особенных потерь – ну разве что на красный нахально промчалась чернолаковая иномарка непонятной закоренелому «совку» модели, властно и пренебрежительно рявкнула мелодичным сигналом. Но это по нынешним временам были сущие пустяки: не задавили, как-никак, даже не обозвали через приспущенное стекло так, что до вечера потом содрогался бы от злого бессилия.

И это на нынешний момент было последним спазмом того самого дикого и уродливого межвременья. Потому что доктор, войдя в переулочек, оказался во взаправдашнем, стопроцентном, патентованном прошлом. В переулочке этом не было ни единой приметы нового времени, о радость, совершенно не за что новое и взгляду зацепиться… А были здесь знакомые кирпичные «хрущевки», от времени, атмосферических осадков и грязи почти потерявшие исконный кирпичный цвет и приобретшие колер неописуемый. Это слева. А справа тянулась высоченная ограда из посеревших бетонных плит, забор родимой психушки, и ворота, как обычно, распахнуты настежь, ибо запирать их ни к чему, здесь хватает наглухо запертых дверей. Заходи, кто хочешь, вот только мало кто хочет, сюда забредают по вовсе уж неотложной надобности, а как иначе…

И психушка была – стопроцентное прошлое. За последние семнадцать лет здесь не прибавилось ровным счетом ничего нового, ни снаружи, ни внутри. Он поднялся по знакомой лестнице – хоть с закрытыми глазами шагал, – отпер дверь служебным ключом, похожим как две капли воды на тот, что используют в вагонах проводники. И запашок прежний, и контингент…

Любые реформы, даже самые лихие, любые пертурбации практически не влияют на психические болезни и врачевание оных. Честное слово, все так и обстоит. Конечно, меняются персоналии – ну, скажем, почти не осталось Лениных и Брежневых, зато прибавилось генералов и маршалов и, что предсказуемо, Ельцин завелся. Главное, не изменилась суть. Механизм маний и навязчивых состояний. Какой-нибудь дореволюционный Рябушинский или Ротшильд, Брежнев советских времен и нынешний Гайдар – горошины из одного стручка. Новую болезнь в психиатрии открыть невозможно, это вам не элементарная частица и не квазар на краю Галактики. Самое большее, на что может рассчитывать честолюбец, – открыть синдром. Как было в восемьдесят четвертом с Ротенбергом и Альтовым, научно доказавшими, что Мартина Идена сгубили не бессердечные буржуазные уклады, а чисто медицинская заморочка под названием «депрессия достижения». Научный мир сдержанно похлопал и в благодарность нарек означенную депрессию, как легко догадаться, синдромом Ротенберга-Альтова. Да что там, даже Кандинский и Клерамбо, титаны и зубры, ничего выше синдрома так и не удостоились в плане увековечения…

Механизмы остались прежними. Вот он, в уголочке примостился – господин Чубайс, свято верящий, что он взаправдашний, хоть никакой он не рыжий, а лысо-брюнетистый. С такими маниями бывают и буйными, но местный Чубайс – тихий. Санитары ему раздобыли списанный выключатель, вот Чубайс им и щелкает пару раз в час с умиротворенной улыбкой – то министерство по налогам и сборам отключит, то Камчатку, то еще чего-нибудь. Милейший человек, никакого от него беспокойства, сплошная экономия аминазина и растяжек. Ну да, интеллигент, конечно. Кандидат наук. Перестройка – недоумение – нищета… И получился Чубайс. Главное, не подпускать к нему Сталина. Сталин как раз в противоречие своему историческому прототипу буйный и каждый раз норовит Чубайсу надавать подзатыльников, что, в общем, логично, если между нами…

И все было как встарь – по длинному коридору кружили нескончаемо «фланеры», взад-вперед, взад-вперед, часами. Пока доктор Терехов добрался до своего кабинетика, выслушал не менее десятка просьб выписать немедленно, но и к этому он ухитрился притерпеться за долгие годы, так что пропускал мимо ушей нытье, мольбы и заверения в полнейшем своем выздоровлении, наступившем этой самой ночью. Какое там выздоровление, ага…

Иногда ему приходило в голову, что он и его коллеги, леча, творят ужасающее зло. Потому что лишают пациента счастья. Вот, скажем, был у нас Тамерлан. И вовсе даже не буйный – всего-то навсего, взяв за локоток любого, отличавшегося монголоидными чертами лица, предлагал вступить в его железное войско, которое вскоре двинется на Москву. И сговорчиво удалялся, когда ему отказывали. Ну и что? Он был счастлив оттого, что он Тамерлан – а злые врачи усердно его этого счастья лишали медикаментами и задушевными беседами. И, между прочим, лишили в конце концов. Согласился бедняга с тем, что никакой он не Тамерлан, а натуральнейший Степан Гаврилович Боргояков – и ушел, вылеченный, в жестокий к слабым окружающий мир… но ведь не стал он счастливее, не стал, совсем наоборот!

Так что проблема, быть может, философская: что есть счастье? И допустимо ли лишать человека счастья, прикрываясь медицинскими канонами? Но пусть над этой проблемой терзается тот, кому больше платят. А психиатры обязаны делать свое…

Обосновавшись в кабинетике, он призвал пред свои грозны очи санитара Валеру, устрашающего на вид верзилу, страдавшего (на взгляд постороннего, но не на Валерин собственный, нота бене!) легкой формой олигофрении. Именно такие сплошь и рядом трудятся санитарами, а вы что думали? Такие-такие… Причем у Валеры есть свои плюсы: он исполнительный и добрый, пациентов не бьет, как иные уроды. Зато силен, как бульдозер, что в данной больничке жизненно необходимо. Это еще один минус психиатрии: ежели в других областях медицины масса очаровательных девочек-санитарочек (что с утилитарной точки зрения порой приводит к приятным коллизиям), то в психушке таковых не водится…

Он выслушал старательный доклад. Слава Аллаху, нынешняя ночь обошлась без происшествий: никаких обострений, никаких фиксаций, тишина и благодать. Тем лучше. Ни малейших препятствий к задуманному.

Он взял из стопки верхнюю карточку, приготовленную со вчера, мимолетно улыбнулся в предвкушении долгого и увлекательного поединка, и в этой радости не было ничего садистского, одна только законная гордость профессионала. И сказал:

– А давай-ка, Валерик, ко мне Кирьянова. В темпе.

Вот только на сей раз произошла странная, нетипичная заминка. Вместо того чтобы опрометью кинуться исполнять приказ, Валера затоптался, замялся, сделал над собой усилие и в конце концов пробубнил: